Так далеко, так близко...
Шрифт:
– А что это за тема? – с любопытством спросила я.
– Она хочет писать о Себастьяне как о последнем великом филантропе. Благотворительность ведь была его стихией.
– Последний великий филантроп, – повторила я. – Неплохое название, совсем неплохое. Вы правы, установка у нее верная.
– Ваш отец был великим человеком, Люциана. Я знала его восемнадцать лет, и не было ни дня, чтобы я не восхищалась им. Он завоевывал человеческие сердца необычностью своей личности и покоряющей незаурядной энергией. И я не встречала человека с подобной силой воли. Он был
– Все это так, как вы говорите, – согласилась я. – И я всегда верила, что он может быть всем, чем захочет, даже если по природе своей он совсем другой. Блестящий человек, он преуспел бы во всем, чем бы ни занимался.
– У него, конечно, был необыкновенная аура, – заметила Мэдж. – Это очень помогало ему, когда он имел дело с правительством стран третьего мира. Он внушал им благоговение, приводил в замешательство и в результате вынуждал соглашаться с собой. А это заставляет меня коснуться еще одной темы.
– Говорите, Мэдж.
– Хотя Джек руководит «Фондом» и распределяет деньги, как и ваш отец, он никогда не бывает на местах. Не могли бы вы повлиять на него и убедить съездить со мной в Африку немного позже?
– Вы шутите! Меня он не станет слушать, Мэдж! Как, впрочем, и никого другого. Джек очень упрям, вы должны это знать. Он же рос у вас на руках, как и я. Он не поедет в Африку. И, боюсь, никуда вообще.
– Вы считаете, мы не сможем на него повлиять?
Я искренне рассмеялась.
– Можно попробовать, но, я думаю, что это бесполезно. Он не хочет уезжать от своих виноградников. – Я глотнула воды и продолжила: – Мэдж, наверное, нам нужно заглянуть в меню и заказать ленч, не так ли?
– Да, конечно. – Она некоторое время разглядывала меня, а потом заметила: – Я рада, что вы немного пополнели. Для вашего роста вы были слишком худенькой.
– Знаю. Ко мне внезапно вернулся аппетит.
Заказав ленч, я опять заговорила о Джеке и его деятельности в фонде.
– Джек не возражает против раздачи денег, Мэдж, – объяснила я. – Он не скупец и понимает, что деньги тратятся на тех, кому нужна помощь. Но он не хочет лично заниматься благотворительностью. Он не умеет обращаться с людьми так, как умел Себастьян. Не спрашивайте, почему, не умеет, и все тут.
– А вдруг нам удастся понемногу втянуть его в эти дела? – начала Мэдж и замолчала, прикусив губу. – Знаете, я всегда чувствовала, что Джеку неприятно жить в тени отца. Может быть, все дело в этом.
– Может быть. Он так похож на Себастьяна во многих отношениях, но делает все возможное, чтобы отличаться от него. Кажется, ему очень не нравится, что он ведет свое происхождение от того же корня, что и отец.
– Уверена, что это так и есть. – Мэдж внимательно посмотрела на меня и спросила: – Как вы думаете, Себастьян действительно был с кем-то помолвлен?
– Возможно, – пожала я плечами. – Мне он ничего не говорил.
– И никому, кроме Вивьен. Но если это так, почему он это хранил в тайне?
– Может быть, он и не хранил. Может быть, она работает где-то очень далеко. Вы же знаете, какой он был – колесил по всему миру. Я никогда не могла уследить за ним, а вы?
– Не всегда, и, конечно, мы с ним часто находились в разных частях Африки. Точнее, в разных частях света. Но все же это таинственно, не правда ли? Кстати, хочу предупредить вас… Вивьен приезжает в Лондон повидаться с вами, чтобы взять интервью.
Я молча кивнула и отложила этот бит информации в сторону.
Появился официант с первыми блюдами, и я не стала возвращаться к разговору о Вивьен. К моему удивлению, я была голодна, и у меня даже слюнки потекли, пока официант подавал на стол. Я столько лет не ела консервированных креветок.
– Приятного аппетита, – сказала я Мэдж, и взяв тонкий кусочек черного намасленного хлеба, с легким сердцем занялась креветками. Впервые я их попробовала в 1979, здесь же, в «Кларидже», куда Себастьян часто приводил нас на ленч и время от времени пообедать. Я давно зареклась их есть, потому что их консервируют в масле, но сегодня я ими наслаждалась беспрепятственно, потому что моя цель – пополнеть.
– Надеюсь, я смогу повидаться с Джеральдом, – пробормотала Мэдж, поддевая вилкой колчестерскую устрицу.
– Он возвращается из Гонконга сегодня вечером. Может быть, вы приедете к нам за город на ленч в воскресение?
– Прекрасно, Люциана, благодарю вас. Он такой славный, и был так добр со мной, когда мы встретились в Нью-Йорке на поминальной службе, так утешал меня.
– Да, он такой, и я боюсь, ему до сих пор неловко, что он не смог присутствовать на похоронах Себастьяна. Но его отец только что перенес операцию, и Джеральд не хотел оставлять его.
– Он рассказал мне об этом, и я очень хорошо понимаю его чувства.
– А вы не хотели бы взять с собой Мелани? Или это для нее будет скучно?
– Конечно нет. Уверена, что она будет рада. Благодарю вас.
– Она делает успехи в своем колледже?
– Да, замечательные. Радуется каждой минуте, проведенной там, – ответила Мэдж и некоторое время рассказывала о своей двадцатидвухлетней дочери.
Слушая коллегу отца и близкого друга нашей семьи, я думала, как хорошо она выглядит. Мэдж начала работать администратором у Себастьяна, когда ей было сорок два года, а Мелани – два. Через восемнадцать лет она выглядит почти так же, как тогда. Ее волосы по-прежнему угольно-черные, а лицо с овалом в виде сердечка – гладкое, без морщин. Она выглядит гораздо моложе своих шестидесяти лет.
– Вы так смотрите на меня, Люси, – сказала она, склонив голову набок. – Что-нибудь не так?
– Простите мою бестактность. Я просто восхищаюсь вами, Мэдж, вы так чудесно выглядите… так же, как в первый день нашего знакомства. Мне тогда было десять лет.
– Доброе слово и кошке приятно, – ответила она, смеясь. – Как это замечательно – слышать такое.
– Себастьян всегда говорил, что вы очень подтянуты и организованны, самый организованный человек, которого он знал. Он даже заметил это при нашем последнем разговоре в Нью-Йорке… как разе перед смертью.