Так умирают короли
Шрифт:
Он смотрел мне в глаза и будто думал о чем-то.
Самсонов оказался прав. Когда через неделю мы проводили съемку, я едва не надорвал живот от смеха, наблюдая за злоключениями нашего героя. Едва он потянул злополучный рычаг, взбесившийся агрегат стал вытворять черт знает что. Сопло вращалось так, словно оно было резиновое, и за несколько секунд залило ядовито-зеленой субстанцией пол, стены, потолок и нашего бедолагу — героя передачи. Потом на сцене вновь появился я, прочитал ошалевшему от свалившихся на него несчастий парнишке нотацию, пригрозил всяческими карами за учиненный беспорядок,
— Чем занимаешься сегодня вечером? — неожиданно спросил он меня.
Этим вечером, как и во все предыдущие вечера, я должен был предаваться любовным утехам со Светланой. Но не мог же я этого сказать Загорскому и поэтому только промычал нечто нечленораздельное.
— Все понятно, — кивнул Загорский. — Вечер свободен. Сегодня едем к моему другу.
— Я не могу.
— Ты что? — удивился Загорский. — Хочешь, чтобы он меня убил?
Я думал, что это шутка — про убийство, но заглянул Загорскому в глаза и вдруг почувствовал в груди странный холодок.
Самсонов тем временем уже вышел к нашему герою. Тот, испачканный с ног до головы подозрительно зеленоватым мороженым, не знал, смеяться ему или плакать. Самсонов улыбался ему как мог широко и всячески демонстрировал свое расположение.
— Так мы договорились? — спросил у меня Загорский.
Я кивнул, потому что не хотел, чтобы такого чудесного человека из-за меня убили.
Светлане я все объяснил и пообещал приехать не очень поздно. Она казалась раздосадованной и явно хотела что-то сказать, но тут подошел Загорский.
К Самсонову мы не поехали. Загорский все уладил сам, сказав шефу, что мы — я и Альфред — сегодня приглашены. Альфред так и сказал: «Мы приглашены» — и выглядел при этом настоящим графом, который должен представить двору своего возмужавшего племянника.
— Ну-ну, — почему-то улыбнулся Самсонов. — Покажи ему настоящую жизнь.
И мы поехали к страшному другу Загорского.
Глава 8
В то, что Загорский в чем-то был прав, я поверил сразу, едва мы переступили порог квартиры. Здесь было много красного бархата, золота картинных рам и мебели, каким-то чудом перенесенных в просторную Московскую квартиру из покоев французских королей. Я никогда не думал, что подобное возможно — будто кто-то рачительный сумел сохранить уют и роскошь прежней жизни, знакомой нам только по фильмам. Сегодняшняя жизнь тоже заявляла о себе — необыкновенных размеров телевизором и сотовым телефоном, оставленным кем-то на роскошном плюше дивана, но это не выглядело неуместным или вызывающим.
Загорский прошелся по комнате. На фоне картин он смотрелся великолепно, оставалось лишь сменить клетчатую рубашку на смокинг, и можно было снимать его в этих интерьерах. Не успел я об этом подумать, как дрогнула тяжелая портьера, и из-за нее вышел невысокий человек в домашнем халате с атласными лацканами.
— Познакомься, Костя, — сказал Загорский человеку в халате. — Это мой друг, Евгений.
Приятно было услышать от Загорского, что он считает меня своим другом.
— А это Константин Евгеньевич, — представил Загорский человека с демоническим лицом.
Мы пожали друг другу руки. У Константина Евгеньевича была сухая и очень доброжелательная ладонь. Поэтому да еще потому, что он имел отчество Евгеньевич, а меня самого звали Евгений, он мне понравился. Посмотрел длинным взглядом темных глаз, будто оценивал, и предложил занять диван или одно из кресел — по выбору. Когда он сел, я увидел выглядывающие из-под халата брюки и коричневые лаковые штиблеты.
— Откуда вы? — спросил Константин Евгеньевич.
— Из Вологды, — ответил я.
— И как там Вологда?
Я пожал плечами, не зная, как ответить. Не представлял, чем может заинтересовать Вологда такого человека, как мой собеседник.
— Он сбежал оттуда, — подключился к разговору Загорский. — Его манят огни больших городов.
Сказал и едва заметно улыбнулся. Я заметил, что он обращается к Константину Евгеньевичу с необычайным пиететом. Если бы не его аристократизм, можно было бы принять это за подобострастие.
— И что же молодой человек успел посмотреть в Москве?
— Ничего, — признался я.
— Напрасно, — покачал головой Константин Евгеньевич и раскрыл массивный портсигар, лежащий на столике с резными ножками.
Он взял из портсигара сигарету и прикурил ее, пустив дым в потолок. На его среднем пальце я увидел Массивный вычурный перстень: казалось, что золотой паучок обхватил зеленый камень своими золотыми лапками.
— Вы женаты, Евгений?
— Нет, — ответил я после паузы.
Вопрос оказался для меня несколько неожиданным.
— Тогда вас можно считать свободным человеком. Альфред покажет вам Москву. Это удивительный город.
Я кивнул, демонстрируя, что полностью согласен с хозяином квартиры.
— Как твоя работа, Альфред? — поинтересовался Константин Евгеньевич.
— Работа как работа.
— Когда ты летишь в Дюссельдорф?
— Через две недели.
— У тебя все готово?
— Да.
— С людьми разговаривал?
— Конечно.
Они отвлеклись, явно забыв обо мне, и я даже почувствовал себя лишним. У них была своя жизнь, неведомая мне. В этой жизни носили старинные золотые перстни, сидели и спали на антикварной мебели и запросто летали в Дюссельдорф.
— Проблем с вылетом не будет? — спросил Конcтантин Евгеньевич.
— Думаю что нет. Я, правда, еще не разговаривал с Самсоновым.
— Может не отпустить?
— В общем, да.
— Что же он у тебя строгий такой? — шутливо попенял Константин Евгеньевич.