Так умирают короли
Шрифт:
Я посмотрел ему в глаза. Он смотрел на меня с насмешкой превосходства. Светлана осторожно погладила мою коленку и убрала руку. Все плохое оставалось позади.
— Теперь у нас сюжет с неисправным расфасовщиком мороженого, — сказал Самсонов. — Когда снимаем, Илья?
Демин ответил не сразу. Прожевал нежное филе индейки, причмокнул, показывая, как было вкусно.
— Дня через три, Сергей Николаевич. Там ребята расфасовщик курочат, но механизм капризный, так что придется повозиться.
— Ты не тяни.
Демин
— Что вы заканчивали? — негромко осведомился Загорский, отвлекая меня от не особенно приятных мыслей.
— Политех.
— Вот как? Вот уж не подумал бы.
— Почему?
— Вы не похожи на технаря. Вы чистый гуманитарий, поверьте.
— А вы умеете различать человеческие типы?
— А как же!
Настоящий граф. И этот поворот красивой головы! Зачем ему быть оператором? Он запросто мог бы сниматься в фильмах о старой жизни.
— Вам повезло, что вы приехали в Москву, Женя. Для гуманитария очень важна среда обитания. Тот дух, который царствует вокруг. Вы расцветете здесь, на этой почве.
Со мной никто прежде так не разговаривал. Мир вокруг был слишком груб. И люди тоже грубы. И я даже представить себе не мог, что существуют такие типы, как Загорский, Я думал, что они все повымерли.
Самсонов вполголоса обсуждал с Деминым какие-то проблемы. По обрывкам фраз, время от времени долетавшим до меня, я понял, что разговор идет о предстоящей съемке.
Кожемякин ни с кем не разговаривал, а занимался в основном тем, что разливал водку по рюмкам. Я успел заметить, что он наливал себе чаще, чем остальным, но самое удивительное было то, что при этом он не выглядел более нетрезвым, чем кто-либо из нас.
И Светлана молчала. Ее будто подменили. Днем она выглядела повеселее. Мне почему-то стало ее жалко, я хотел занять ее разговором, но не мог — из-за Загорского, который не позволял мне отвлечься.
— Давай выпьем, командир! — неожиданно громко и даже, как мне показалось, с вызовом предложил Кожемякин.
Он зстал, покачиваясь, и только теперь я увидел, что он все-таки пьян.
— Ятебя за что уважаю? — спросил Кожемякин.
Он явно обращался к Самсонову, и это обстоятельство немало меня поразило. Мне еще не доводилось видеть, чтобы так разговаривали с Самсоновым. А тот сидел как ни в чем не бывало и смотрел на пьяненького коротышку Кожемякина с благосклонностью и насмешкой.
— Уважаю тебя за то, что тебе не западало сидеть со мной за одним столом. Что ты настоящий мужик.
Демин сидел напротив меня потупив, очи. И я вдруг понял,
— За тебя, Николаич! — провозгласил Кожемякин.
Все выпили. Кожемякин плюхнулся на стул и обвел присутствующих затуманенным взглядом. Для него существовало два сценария дальнейших событий: или его свалит сон, или начнется большая драка. Я людей кожемякинского типа нутром чуял.
— Поди-ка сюда, Евгений, — сказал мне Самсонов.
Я подошел.
— Ты с техникой дружишь?
Я неопределенно пожал плечами.
— Политех заканчивал?
— Да.
— Значит, инженер?
— По диплому — да.
— Тебе и карты в руки. Будешь в нашем следующем сюжете сниматься. Про мороженое. Ты мороженое любишь?
Он как-то так всегда со мной разговаривал; что у меня самого складывалось впечатление, будто я настоящий придурок. Ну просто стопроцентный. И поэтому я промолчал.
— А чего ж ты молчишь-то? — осведомился Самсонов.
Он был нетрезв, но не то чтобы капризен, а скорее более насмешлив, чем обычно. — Ну.
— Что «ну»? — уточнил Самсонов.
— Допустим, люблю, — буркнул я.
Я видел, что Светлана смотрела на Самсонова с плохо скрытой неприязнью. Похоже, у них была взаимная нелюбовь.
— Вот и славно, — заключил Самсонов. — Завтра тебе Илья покажет нашу установку.
Демин хотел что-то сказать, но не успел. Кожемякин упал лицом в тарелки, произведя немалый шум. Значит, сегодня все обойдется без драки. Благородный Загорский брезгливо поморщился.
— А-я-яй! — покачал головой Самсонов. — Какие неустойчивые у меня кадры. Альфред, отнеси молодого человека на диван.
Загорский словно не слышал. Вы когда-нибудь видели, как граф несет на себе пьяного приказчика? Примерно так это должно было выглядеть, со стороны. И Загорский не спешил.
— Альфред! — протяжно и настойчиво произнес Самсонов.
Он смотрел на Загорского, как смотрит на непослушного питомца дрессировщик. Он был удивительный человек, этот Самсонов. И оставался для меня пока загадкой. Будто я не готовился с ним вместе к съемкам, не бражничал за одним столом, а был просто зрителем, имея возможность наблюдать только издали.
Загорский неохотой поднялся, взял Кожемякина за шиворот и поволок из комнаты.
— Они неплохо дополняют друг друга, — оценил Самсонов, словно подводя итог многолетним наблюдениям.
Я не вмешивался в происходящее, хотя все это мне совершенно не нравилось. Была у событий какая-то подоплека, которую пока от меня скрывали. И спросить было не у кого.
— Тебе что-то не нравится? — осведомился Самсонов.
Я даже вздрогнул от неожиданности. Хотел было ответить, что ему показалось, но вдруг понял, что это не что иное, как трусость.