Такая любовь
Шрифт:
Гул перерос в шум. Все чаше хлопают сиденья. Петр с наивным удивлением обращается к Человеку в мантии.
Петр. Они уходят…
Человек в мантии пожимает плечами. Петр делает последнюю попытку продолжать. Он покраснел, начал запинаться.
Петр. Я постараюсь… постараюсь разобраться, в чем еще сегодня больше всего проявляются пережитки капитализма.
Кто-то свистнул. В зале шум, долетают обрывки фраз.
Голоса: ...Какое он имеет право говорить?
...Свинство!
...Смотреть сквозь пальцы!
...Матисову!
В Петра попадает смятый комок бумаги, потом еще и еще.
Голоса: ...Вон!
...Он еще смеет!
...Убил Матисову!
Петр (кричит). Что это значит? Как вы себя ведете? Что это за люди, которые смеют присваивать себе право смотреть на чужую жизнь, как на спектакль? Которые не чувствуют, что должны отнестись к ней хоть с тысячной долей того внимания, с каким они относятся к самим себе!
Человек в мантии (хмуро, но почти торжественно). И которые допускают, чтобы крики толпы заглушили голос их собственной совести и сердца!
Петр (возмущаясь уже не залом, а Человеком в мантии). Кому какое дело!.. Лида Матисова…
Человек в мантии (наконец-то отходит от кулисы). Лида Матисова мертва, Петрус!
Петр дрожащими, вспотевшими руками судорожно комкает конспект, теребит галстук.
27
Проекция гаснет. Свет вспыхивает на всей сцене. По обеим сторонам стоят скамьи, на этот раз — две, и на них сидят все обвиняемые. Свободно только место Петруса да Лиды Матисовой; на нем лежит букет белых цветов, очень похожий на тот, давний, свадебный.
Человек в мантии. Сядьте, обвиняемый!
Петр, шатаясь, идет к своему месту, с убитым видом смотрит в пространство. Человек в мантии обходит скамьи и осматривает всех — подавленных, изнеможенных, неспособных произнести ни слова. Останавливается около букета, недовольно поднимает его, поворачивается к боковым кулисам.
Человек в мантии. Матисова! Это дело касается вас, пока оно не закончено.
Выходит Лида в распахнутом жакете, в котором мы видели ее в последний раз в вагоне. Села на свое место.
Человек в мантии. Обвиняемые! Я не собираюсь еще раз анализировать ваши поступки, мотивы и значение которых были обнаружены весьма убедительным образом. Для того чтобы довести дело до конца, нам остаются три вещи. Первое: хочет ли кто-нибудь из вас сказать последнее слово? Краль…
Краль в смятении отрицательно качает головой.
Человек в мантии. Грабетова?
Майка. Я и понятия не имела… просто понятия не имела, что это… (расплакалась).
Человек в мантии. Тошек?
Тошек. Повторяю: как работник отдела кадров… (не докончил). Это ужасно… Произошла страшная ошибка!
Человек в мантии. Стиборова?
Мать. Нет, нет, ради всего на свете, кончайте скорее! Милану надо к доктору! У Милана уже нет сил!
Стибор сидит разбитый, спрятав лицо в ладони. Человек в мантии даже не обратился к нему.
Человек в мантии. Петрусова?
Петрусова (после паузы). Нет.
Человек в мантии. А вы, Петрус?
Петр (встает, уничтоженный, сломленный духом, но он должен высказать сомнение, которое его мучит). Я знаю… я все знаю, но — не сердитесь… Если бы… если бы Лида… если бы Лида не умерла… все это представлялось бы… совсем иначе… Этим я не хочу уменьшить… свою вину, но… только ее смерть… таких случаев бывает ведь тысячи…
Человек в мантии. К сожалению.
Петр. Только ее смерть придала всему… ужасный характер… превратила, если оглянуться назад, даже самые мелкие ошибки… в преступления… Только ее смерть!
Человек в мантии. Этот факт, Матисова, может значительно отягчить вашу вину, причем то обстоятельство, что мы никогда не узнаем, было ли это самоубийство или несчастный случай, мало что изменит. Факт остается фактом, каким бы методом его ни обсуждать. Но в связи с этим возникает другая проблема, которую нам остается решить. Матисова, подойдите сюда. Подойдите сюда, Петрус. (Оба выходят на середину сцены). Итак, сегодня тридцать первое октября, начался последний этап ваших отношений. Чем он кончился, вы уже знаете. Теперь нам нужно, чтобы вы восстановили вашу вечернюю встречу, именно зная о конце.
Все взволнованны, возмущены.
Петрусова. Послушайте! Но это…
Человек в мантии. Это не метафизика, уважаемые, это логический мыслительный процесс, и так делает в действительности каждый из нас — возвращается по цепочке событий назад, к исходному пункту, представляя себе при этом, как бы он поступил, если бы знал последствия. Прошу вас!
Кинопроекция: снова тот вечер на Вацлавской площади с какофонией трамвайных звонков, гудков автомобилей и голосов. Лида и Петр читают текст робко, как любители на репетиции. Но если у Петра этот механический тон не исчезает до конца, то Лида с каждым словом становится все более взволнованной, естественной и убедительной.
Петр. Лида!
Лида. Петр!
Петр. Лида… ты совсем не изменилась…
Лида. Ты тоже.
Петр. Я приехал…
Лида. Знаю. Позавчера на факультете назвали твое имя, и с тех пор у меня все валится из рук.
Петр. Почему?
Лида. Ну… А как ты живешь?
Петр. Лида, у тебя есть время?
Лида. Когда?