Такая разная любовь
Шрифт:
— Джералдин не говорила тебе, что написала для меня пару песен? — спросила Кики, когда подруга зашагала босиком по траве в сторону дома.
Примми обхватила руками колени и смотрела вдаль, туда, где кончался сад и площадка для гольфа, где под лазурно-синим куполом неба в серебристой дымке темнели леса кентского Уилда.
— Хорошие? Ты будешь их петь?
— Это песни о любви. В них больше от Нины Саймон, чем от Бренды Ли. Но в последнее время я работаю над разнообразием музыкальных стилей, и если нам удастся довести до ума
— А почему ты не попросила меня написать тебе пару песен? — обиженно спросила Артемис. — Я люблю писать стихи.
— Писать песни не то же самое, что писать стихи, Артемис. К тому же ты не умеешь читать ноты, а Джералдин умеет. — Примми закрыла глаза и задумалась, сумела бы она написать песню. Видимо, Артемис все еще возмущалась, потому что Кики продолжала ее урезонивать: — Ну конечно, это имеет значение, Артемис! Мы с Джералдин часами спорим насчет какого-нибудь аккорда, не нужно ли изменить ноту на полтона и взять бемоль или диез.
Тень Джералдин скользнула по лицу Примми, заставив ее открыть глаза. Разговор Кики и Артемис тут же прервался.
— Я принесла кувшин свежего лимонада и захватила из морозилки шоколадное мороженое. Твоя мама не будет против, Кики?
— Нет. — При упоминании о шоколадном мороженом Кики села. — Содержимое морозилки в нашем полном распоряжении.
— Шоколадное мороженое? Звучит заманчиво. — Артемис потянулась за блузкой, лежавшей поверх пачки журналов, и набросила ее на плечи.
— Вы все уже решили, что собираетесь надеть на праздник? — спросила Джералдин. — Я хочу видеть вас при полном параде. — Она пристально взглянула на Кики. — Есть повод надеть бальные платья и все фамильные драгоценности, на какие только удастся наложить лапу.
Примми слизнула с уголка рта шоколадную крошку.
— Фамильные драгоценности у меня будут искусственными, а вот бальное платье — необыкновенное. Я заказала его тете Лорен Коулфакс. — Лорен Коулфакс проучилась в Бикли с первого по шестой класс, и ее тетка-портниха пользовалась солидной репутацией среди учениц. — Ткань — бледно-лимонная тафта. Мы задумали глубокий овальный вырез и длинные пышные рукава. — Примми заметила, как Кики недовольно скривилась, но не придала этому значения. — Думаю, я буду выглядеть превосходно, — со счастливой уверенностью заключила она.
— Не сомневаюсь, Прим. — Артемис взглянула на часы и встала. — Уже почти шесть, и мне пора бежать. Сегодня вечером обещала зайти моя крестная, мне бы не хотелось опоздать.
— Я тоже должна идти. — Джералдин легко поднялась на ноги. Ее движения казались плавными и грациозными, как у танцовщицы. — Мама встречается с поставщиками провизии, и я хотела поучаствовать в их разговоре.
— Да и у меня полно дел, надо еще кое с кем встретиться, — заметила Кики. —
Примми кивнула. На самом деле ей ни капельки не хотелось собирать вещи, ведь она была так счастлива здесь, в Петтс-Вуде. И теперь при мысли о том, что ей предстоит стереть все следы своего пребывания в комнате, которую они еще недавно делили с Кики, у Примми вовсе не возникало желания плясать от радости. И все же эту неприятную задачу нужно было выполнить.
Примми радовало одно — когда она станет опустошать ящики стола и упаковывать книги, Кики не будет рядом. Примми боялась, что не сможет удержаться от слез.
В окна вливался яркий солнечный свет. Примми тщательно просматривала книжные полки в спальне, отбирая свои книги. Больше в Петтс-Вуде никого не было. Мама Кики теперь редко оставалась дома. Женщина, с которой она подружилась в наркологической клинике, Дженни Рис, работала садовым дизайнером. Сама страстный садовод, миссис Лейн относилась к занятиям Дженни с большим интересом и всегда сопровождала подругу к новым клиентам. Саймон Лейн должен был вскоре вернуться, вечерний прием больных обычно заканчивался в семь.
Сложив книги в захваченную из дома спортивную сумку, Примми принялась рассматривать стеллаж с грампластинками, занимавший всю стену от пола до потолка. Из огромной коллекции дисков ей принадлежало всего несколько штук. Примми достала пластинки с записями Фрэнка Синатры и Джули Лондон, затерявшиеся в огромной массе альбомов Джина Винсента и Литл Ричарда, но, услышав шум подъезжающей машины, замерла. Если домой вернулся мистер Лейн, Примми хотелось бы поблагодарить его и попрощаться.
Входная дверь распахнулась, и кто-то взбежал вверх по лестнице. Примми поспешно сунула пластинки в сумку и вышла на широкую лестничную площадку. Дверь в комнату миссис Лейн была открыта, оттуда доносился шум торопливо выдвигаемых ящиков комода.
Примми подошла к двери и застыла. Миссис Лейн в спешке выгребала из ящиков вещи и швыряла их в лежавший на узкой односпальной кровати чемодан.
— Извините, — смущенно пробормотала Примми. — Вы куда-то опаздываете, миссис Лейн? Вы уезжаете?
Ева Лейн замерла с ворохом белья в руках.
— Примми! Я не знала, что ты здесь. — Казалось, мать Кики оцепенела от страха.
Примми решила, что в семье Лейн кто-то тяжело заболел и миссис Лейн нужно немедленно ехать, чтобы быть рядом.
— Что случилось? — с тревогой спросила она, шагнув в комнату. — Может, чем-то помочь?
— Нет. — Ева вернулась к своему занятию. — Нет, Примми, дорогая, ты ничем не можешь мне помочь. Я сейчас делаю то, что хотела сделать долгие годы. — Она сунула новую кипу белья в чемодан. — Я уезжаю. Навсегда. Так будет лучше. Саймон уже знает. Я ему сказала, но он мне не поверил. Думает, у меня не хватит пороху.
Примми ошеломленно уставилась на миссис Лейн.