Такая разная любовь
Шрифт:
Алисса рассказала ей о том, что ее муж гей. И о том, что ее шестнадцатилетняя дочь застрелила его любовника.
С мольбой в голосе она уговорила Зу встретиться на следующий день с Джеем Стоквеллом и объяснить ему ситуацию, сказать, что она вынуждена была вернуться домой, так как у нее не было выбора.
Потом Алисса попыталась было что-то узнать у Зу. Видя ее нерешительность, Зу всячески поощряла ее, уверяя, что та может спрашивать ее о чем угодно. Тогда Алисса как-то странно посмотрела на нее, затем опустила глаза, пожала плечами и проговорила:
— А, ладно.
Когда они
— В моей жизни, — сказала тогда Алисса, — все так запуталось…
«У всех одно и то же», — подумала сейчас Зу.
Она глубже погрузила ноги в воду, там было теплее.
«Как и для многих других женщин, — размышляла она, — для Алиссы очень важно было убедить окружающих, что ее жизнь сложилась невероятно удачно. Что будет, если все узнают теперь, что это отнюдь не так? Что будет с Алиссой? — Она подняла глаза и стала смотреть в сторону каньона. — Впрочем, какая разница, что именно о тебе подумают люди?»
Только сейчас ей пришло в голову, что она сидит там, где Скотт всегда любил уединяться. Ее мысли плавно перетекли в новое русло и от Алиссы обратились к сыну и Эрику. Она поняла, что предприняла поиски Эрика ради неправедной цели — ради мести. Ей хотелось сделать ему больно. А вышло так, что страдает теперь как раз она сама. И не он, а она потеряла единственного сына.
Зу вытащила ноги из воды и поджала их под себя. Она часто, сиживала здесь, на этом каменном бордюре. Провела здесь много часов, дней, месяцев и лет. В полном одиночестве, затворившись от всего мира. Она боялась снова полюбить, боялась, что если вернется к людям, то непременно вновь испытает боль и кто-нибудь бросит ее точно так же, как бросил Эрик. Сначала ей было удобно объяснять свое отшельничество болезнью, затем лишним весом. Каждый новый слой жира, накопленный ею, служил очередной линией обороны, которую она воздвигла против окружающего мира.
Она поступала несправедливо по отношению к Уильяму. Впрочем, он с самого начала знал, что Зу его не любит… И все же теперь ей казалось, что она все равно допустила в отношении него несправедливость.
Зу посмотрела в сторону каньона и спросила себя, как спрашивала уже много раз раньше, просиживая здесь в одиночестве год за годом: отзовется ли эхо, если она крикнет? Узнают ли скалы силу ее боли и страдания? Узнают ли люди?
Она часто задавалась этим вопросом на протяжении многих лет, но сейчас, вспомнив одновременно об Алиссе, подумала о другом. И эта мысль имела отношение и к ее жизни, и к жизни подруги:
— А если люди и узнают… какая разница?
— Вечер для одного?
Тим Данахи подвернул манжеты брюк и опустился на корточки рядом с Зу.
Она закрыла рукой глаза от солнца.
— Тим. Я не ждала тебя сегодня.
— У меня для тебя сюрприз, — сказал он. Поднялся и протянул руку. — Пойдем. Сюрприз ждет тебя в доме.
Зу понятия не имела, что это может быть за «сюрприз», но дала ему руку и позволила поднять себя с каменного бордюра. Стряхнула воду с ног и, выпрямившись, только тут
— На тебя просто жалко смотреть, — проговорил он. — Тебе грустно, а я терпеть не могу, когда ты грустишь.
Зу мягко высвободила свою руку.
— Я не грущу, — сказала она. — Просто задумалась.
— Об Уильяме?
Она отрицательно покачала головой:
— О жизни.
— С этим у тебя, похоже, будет все в порядке.
— Тебе безусловно известно что-то, что неизвестно мне.
— Именно. Мой сюрприз — это новый сценарий.
Зу улыбнулась. Наклонившись, она подняла с земли свои сандалии.
— Новый сценарий?
— И снова Кэл Бейкер.
Сандалии выпали у нее из рук.
— Кэл Бейкер?
— И на этот раз речь идет не о телевидении, а о кинематографе.
Зу оглянулась на воду в бассейне. Кэл Бейкер хочет, чтобы она снималась у него в фильме? Кэл Бейкер? Она же еле закончила съемки в «Тесных узах». Последние две недели работала через силу. Почти не разговаривала с режиссером и он с ней тоже после того инцидента во время съемок сцены в порту. Зу старалась изо всех сил, но постоянная мысль о том, что Мэг вернется из Миннесоты, держа за руку Скотта, не давала ей сосредоточиться на работе. Съемки окончились с опозданием на четверо суток, и Кэл во время объяснений с продюсером не преминул все свалить на Зу.
Она вновь присела на корточки и провела рукой по воде.
— А мне показалось, что я ему не понравилась, — сказала она.
— Он уже смотрел монтажный вариант. Говорит, что ты просто выше всяких похвал.
Выше всяких похвал? И это сказал о ней Кэл Бейкер?
— Ты понравилась ему, — продолжал Тим. — И настолько, что он даже предложил тебе за новые съемки восемьсот тысяч.
Зу зажмурилась. Солнце согревало кожу, его яркий свет проникал в сердце. Но не касался того уголка, который пустовал без Скотта.
— Восемьсот тысяч? — переспросила она.
Сможет ли она пройти через это снова? Хватит ли у нее сил, чтобы притворяться спокойной и уравновешенной, пока в сердце будет пустота, пока в жизни будет вакуум?
Тим рассмеялся:
— Не волнуйся. Я сказал ему, что, если гонорар не дотянет до миллиона, мы и разговаривать не станем.
«Миллион долларов?»
— Он выдержал для приличия трехминутную паузу, а потом согласился.
«Миллион долларов!»
Зу была уверена в том, что у нее остановилось дыхание.
— А напоследок он сказал то, что я знал и без него уже много лет, — проговорил Тим.
Зу только повела плечами, будучи не в силах произнести ни звука.
— Он сказал, что у тебя з***.
К тому времени как Зу вошла тем вечером в двери итальянского ресторана «Ди Нардо», она еще не вполне осознала, что произошло. Кэл Бейкер предложил ей сняться в новом фильме и давал за это миллион долларов. Днем Зу мельком просмотрела сценарий и этого беглого знакомства хватило для того, чтобы понять: она согласится. Теперь Седар Блаф останется у нее. Навсегда. Она вернется в профессию, начнет новую жизнь.