Такая разная любовь
Шрифт:
«Ничего себе! — подумала она, рассмеявшись. — Может, это Тэд Тернер с Джейн, а?»
Подойдя к ванне, она сняла трубку. Но это были не Тернеры. Это был Роберт.
— Девочки сообщили мне, где тебя можно найти, — сказал он.
— Я им за это очень благодарна.
— Алисса, нам надо поговорить.
Прижав трубку плечом к уху, она продолжала растирать тело очищающим гелем. Как он посмел звонить ей сюда? Сейчас? Как он посмел прервать своим звонком прекрасную сказку, о которой она мечтала уже так давно?
Она услышала, как он тяжело вздохнул на том конце провода.
— Ты вернешься? — спросил он наконец.
— В Атланту? Или к тебе?
— Я имею в виду и то
— Ума не приложу, зачем я тебе нужна, Роберт. — Нервно сглотнув, она добавила: — Как выясняется, женщины не в твоем вкусе.
— Алисса… прошу тебя. Позволь мне объясниться. — Она промолчала. — Мне очень тяжело, — проговорил он.
«А мне легко?»
— Я слишком долго носил в себе это бремя. Слишком долго.
Она обвела глазами ванную комнату: телесного цвета керамика, золоченые краны. Задержавшись взглядом на биде, вспомнила и порадовалась тому, что недавно установила это удобство в своей собственной ванной. Дома.
— Алисса, ты нужна мне.
— Сомневаюсь, — выдавила она. — Мне уже сорок два, Роберт. Вероятность того, что у меня еще вырастет член, исчезающе мала.
На этот раз промолчал Роберт. Впрочем, Алисса почти физически почувствовала, как он весь съежился от этих ее слов.
— Роберт, мне надо идти. У меня за обедом назначена встреча, — соврала она и повесила трубку.
Алисса вернулась в ванную, зашла в душевую и прикрыла за собой стеклянную дверь. Пустив воду, она бессильно привалилась к стене и дала волю слезам, которые ручьем побежали по ее щекам, проникая под кожу и добираясь до самых потаенных уголков ее души. Видения сказочного вечера, бального платья, ослепительных фотовспышек репортеров исчезли. Вместо этого перед ее глазами вновь возникла страшная картина: Роберт лежит на полу в своем кабинете и занимается любовью с мужчиной.
Она провела руками вдоль своего нагого тела, вспоминая давно ушедшие времена, когда муж прикасался к ней здесь, здесь и здесь… Она живо помнила прикосновения к себе его чутких, исцеляющих рук. Значит, в нем не было страсти? Было больше заботы, чем желания? Но неужели это ничего не значило для Роберта? Неужели ее тело с самого начала вызывало в нем отвращение? Неужели секс с ней был всего лишь исполнением супружеского долга?
Теперь эти руки прикасаются к мужчине, пробегают по мощной мускулистой груди, зарываются в мягкие волосы ниже пупка, обхватывают крепкую розовую плоть и двигаются вверх-вниз?..
Они уже много лет не имели сексуальных отношений, но тогда, когда имели… неужели уже в те времена Роберт занимался любовью с мужчинами?..
Она отдернула от себя руки и, закрыв ими лицо, зарыдала. Почему он с ней так поступил? Как так вышло, что она не смогла удовлетворить его? «Какого черта его потянуло к мужчинам?!»
Алисса оплакивала утрату той ниточки, связывающей ее с мужем, которой, как она теперь подозревала, возможно, никогда и не было. Она оплакивала ноющую пустоту в своем сердце. Ей стало ясно, что она с радостью откажется от всех своих грандиозных светских замыслов, от фоторепортажей, от своего громкого имени в обществе и от всего остального, если только взамен почувствует, что любима. Она взяла в руки свои груди и стала медленно ласкать их, нежно массируя соски до тех пор, пока они не отвердели. Внизу живота стало разливаться тепло…
И в следующее мгновение, впервые за долгое время, ей страстно захотелось ощутить на себе прикосновения того человека, который когда-то по-настоящему любил ее. Прикосновения Джея Стоквелла.
Зу скучала без Марисоль и Скотта. И Уильяма. Уильям… Она отставила в сторону блюдо с уже увядшими овощами. Их принесли к ленчу, и они были сочными, хрустящими, зелеными, но с тех пор прошло уже несколько часов. Последние два дня Зу почти ничего не ела, но по-прежнему чувствовала себя толстой. Может, из-за того, что она не утруждала себя физическими нагрузками, упражнениями? Но она до сих пор боялась покинуть свой номер. Выйти за дверь означало бы выставить себя на всеобщее обозрение. К тому же существовал риск, что ее узнают.
Она поднялась из-за обеденного стола и перешла в другой конец комнаты. На коктейльном столике лежал сценарий, который дал ей Тим Данахи. Зу еще не раскрывала его. Она выехала из Лос-Анджелеса, согревая себе сердце большими надеждами, чувствуя прилив новых сил. Но стоило ей приехать на курорт, как все будто замерло. В голову не лезла ни одна мысль, Зу была не способна сосредоточиться не только на своем ближайшем будущем, но и на конкретной текущей минуте.
Она приблизилась к застекленным дверям на веранду. Отсюда открывался неплохой вид на территорию «Золотого минерального источника». В глаза били яркие краски весенних азалий, кизила, вишен. Впереди, на некотором удалении, высился огромный особняк времен федералистов [7] — главное здание санатория. Обращали на себя внимание величественное крыльцо с портиком, широкая подъездная аллея, окружавшая дом. Из рекламной брошюры Зу узнала, что в главном корпусе размещаются столовая, библиотека, гимнастический зал и лекторий, в котором проводятся семинары. Интересно, хватит ли у нее мужества хоть раз заглянуть туда.
7
Войска северян во время Гражданской войны в Америке (1861–1865 гг.).
За главным корпусом виднелись бывшие конюшни, в которых ныне помещался, как было сказано в брошюре, «центр по приведению себя в полный порядок». Вот где ей следовало бы быть сейчас. Приседать, вытягиваться, плавать, бегать… Лишь бы избавиться от двадцати фунтов лишнего веса.
«Не сегодня, — подумала она. — Может быть, завтра».
Она вернулась в комнату и рухнула в мягкое двойное кресло. Закинула ноги на подлокотник. Подол ворсистого халата съехал выше колен. Зу внимательно посмотрела на свои ноги. Когда-то у нее были точеные икры, узенькие лодыжки… Теперь все казалось заплывшим, бесформенным. Отчетливо проглядывала тонкая паутина вен, распространившаяся теперь уже повсюду.
Кончиком пальца Зу провела по нескольким кривым багровым линиям. Интересно, Уильям когда-нибудь обращал на них внимание? Она закрыла глаза. «Будь он проклят! — явилась злая отчаянная мысль. — Будь он проклят за то, что покинул нас! Будь проклят, проклят!»
Вдруг она услышала чье-то жалобное всхлипывание. Тихий стонущий звук действовал на нервы. Не сразу Зу поняла, что это плачет она сама. Рыдания рвались наружу из самой души. Из сердца.
Она откинула голову на другой подлокотник и положила руку себе под грудь. Кожа вокруг живота была слишком натянута, словно изнутри давило что-то болезненное, грозя вот-вот вырваться наружу. Неожиданно из глаз брызнули слезы. Она сунула в рот кулак и сдавила его зубами, чтобы заглушить звуки рыданий, заглушить боль душевную болью физической. В ее жизни всякое бывало, но она была уверена в том, что никогда не поступила бы так, как поступил Уильям. Даже сейчас она понимала, что самоубийство — это не выход из положения. Как же можно бросить сына одного? Как же можно обречь его на страдания? Уильям не подумал об этом. Впрочем, может быть, он не покончил бы с собой, если бы Скотт был ему родным…