Шрифт:
Макс Роуд
ноябрь 2015
ТАКАЯ ВОЙНА
В эти августовские дни 1944 года в воздухе стояла непривычная тишина. Две огромные армии, непрерывно грызшие друг друга в течение многих недель, теперь остановились, чтобы перегруппироваться. Немцы медленно отступали из на запад, а русские, непрерывно терзавшие их всё новыми и новыми ударами, подводили свежие силы. Львовско-Сандомирская операция вот-вот должна была подойти к своей решающей фазе.
Черная ночь казалась спокойной и безмятежной, и экипаж танка Pz VI "Тигр» спал глубоким сном в чреве
Экипаж далеко не в первый раз находился в подобной ситуации, успешно справляясь с самыми сложными задачами. Трое из них - сам Юрген, механик-водитель Марк Шафер и наводчик Франц Благник, были вместе с 1940 года. Их корпус тогда одним махом прошел всю Францию и Голландию, остановившись только в Дюнкерке. Начав войну на Pz III, они последовательно перешли на Pz IV, и теперь воевали на грозном «Тигре», числясь одним из лучших экипажей в своем батальоне. Только два раза, в самом начале 1942 года, а также летом 43-го, они были подбиты, но оба раза экипаж уцелел, несмотря на потерю машин. И вот теперь эти трое, а также заряжающий Йозеф Баум и стрелок-радист Гюнтер Хубервальд, должны были выполнить нелегкую задачу по мифической обороне дороги, проходящей возле опушки леса, близ которого они и стояли.
Прятаться было не надо, а наоборот, надо постараться навести как больше шума. Батальон узнает, что противник начал наступление и сможет лучше подготовиться. Камуфляж танка в стогу — лишь прикрытие, обеспечивающее на стоянке маскировку от самолётов или других неожиданностей. Если пойдут русские танки, то два-три выстрела ещё можно успеть произвести, но затем неподвижная цель стала бы для них лёгкой добычей. Успех танка в бою — манёвр, а манёвр - это чутьё командира, слаженная работа экипажа и мощь двигателя, дающего возможность быстрой смены позиции. Но это танки, а если по дороге пойдёт пехота или просто моторизованные части... что же, в бою даже против одного «Тигра» им не позавидуешь.
Ранним утром, Марк, проснувшийся первым, первым делом протёр запотевшее стекло своего смотрового прибора и посмотрел наружу: яркое утреннее солнце, уже поднявшееся в абсолютно безоблачном небе, залило своим светом природу, где сейчас ничто не напоминало о жестокой войне. Пустая дорога, лес, за которым приютилась маленькая деревенька, поля вокруг — всё это было видно хорошо и чётко. Движения, что было важнее всего, нигде не наблюдалось.
– Ребята, просыпаемся!
– оторвав взгляд от эпископа, Марк не спеша потянулся.
– Уже половина шестого!
– У тебя половина шестого?
– глубоко зевнув, спросил Гюнтер, сидевший рядом на месте стрелка-радиста.
– Нет, - Марк сделал вид, что не обратил внимания на его шутку.
– У всех!
– А у меня как раз нет!
– сверху раздался голос Франца.
– Не обобщай, друг - мои часы показывают на полдень!
Громкий зал хохота, раздавшегося со всех сторон, показал, что теперь весь экипаж проснулся. Вволю насмеявшись, командир протёр стекла вращающейся смотровой башенки и осмотрелся вокруг.
– Вокруг никого!
– сказал он.
– Только сзади на горизонте есть пыль.
– Там ведь наши?
– спросил Франц.
Юрген кивнул:
– Да. Если до десяти ничего не изменится, то будем оттягиваться назад. Стоять здесь весь день не имеет смысла — это будет означать, что русские просто обошли нас с других сторон. Гюнтер, вызови штандартенфюрера!
Радист быстро связался со штабом, и Юрген, доложив обстановку, несколько минут выслушивал указания начальства, говоря лишь короткое «Есть!». Нет нужды говорить, что сейчас весь экипаж в волнении ждал результатов этих переговоров.
– Нам разрешили отход в девять часов, - наконец сказал командир, снимая наушники.
– Батальон отходит дальше, но точной информации о русских нет. «Рама», которую послали на разведку, не вернулась.
– Ещё не вернулась, или её сбили?
– уточнил Йозеф, сидевший рядом.
– Сбили.
– Это значит, что русские не так и далеко, командир.
Юрген усмехнулся:
– Само собой! Но когда они пойдут вперёд, никто не знает. Подождём, ребята. Ожидание противника — основная часть войны.
Он осторожно откинул крышку люка, медленно высунулся наружу, снова огляделся, внимательно прислушался, а затем, с удовольствием набрав полные лёгкие свежего воздуха, крикнул вниз:
– Выходим! У нас в машине такая вонища... Марк, я говорил тебе вчера, чтобы ты не жрал столько сырой капусты!
Все люки синхронно открылись и экипаж, спрыгнув с брони, тут же, не менее синхронно, принялся орошать траву мощными струями накопившейся за ночь жидкости, от которой поднимался лёгкой парок.
– Уф, хорошо!
– проговорил Франц, подпрыгивая в надежде стряхнуть последние капли.
– Птички поют вовсю, тепло — утро, как на Ривьере! У нас там воды сколько осталось? Мне надо не меньше литра, чтобы умыться. Руки-то вон какие грязные от масла. Вот дерьмо, а в темноте я этого и не заметил!
– Воды хватит, - ответил Марк, доставая серую канистру.
– Подставляйте котелки!
Умывшись, принялись за еду. Набор был неплохой — хлеб, огурцы, варёные яйца и большие банки американской говяжьей тушёнки, целый грузовик которой их часть захватила несколько дней назад. Для приготовления кофе развели небольшой костерок.
– Удивительно тихое утро сегодня, - медленно проговорил Гюнтер, вытягиваясь на траве рядом с куском брезента, заменявшим им стол.
– Говорят, что Виттман тоже радовался погоде перед последним боем.
– Сплюнь!
– Йозеф поморщился.
– Командир, ну что он такое говорит!
Юрген лишь пожал плечами:
– От смерти не уйдёшь, говори о ней или молчи. Кстати, сегодня ровно неделя, как он погиб. А что погода хорошая... так то была Франция, Нормандия. Мы здесь, между прочим, тоже не на севере, а к тому же сейчас лето. Так что, аналогии неуместны, господа. Ещё хочу напомнить, что мы здесь не по приказу, а потому, что кто-то должен был остаться. Мы лучшие, а это уже ответственность. Суждено умереть — умрём, если нет, то ещё повоюем. Но в любом случае, нашими действиями сотни парней будут спасены.