Такер
Шрифт:
Это было невероятно, невозможно. Я сходил с ума. Мне наконец удалось перекатиться на спину. Я открыл рот. Дождь медленно падал на меня, блаженно освежая лицо; несколько капель попало в горло. Я продрог и с трудом шевелился, но тем не менее немного ожил.
Я приподнял голову, чтобы оглядеться, но снова уронил ее. Кто-то смотрел на меня!!!
Это были индейцы. Человек сорок — пятьдесят, в боевой раскраске, без женщин и детей, и все вооруженные.
Я медленно перекатился на живот, уперся руками и поднялся на ноги. Однажды
Они молча смотрели на меня. Я попробовал перейти на английский.
— Много ран, — сказал я. — Плохой человек стрелял в меня. У меня нет оружия. Я шел. Он убежал.
— Ты шел по Шаманской Тропе.
Индеец, который произнес эти слова, был очень необычно раскрашен. Может быть, колдун?
— Да. Небесный Отец сказал мне: иди по Шаманской Тропе, и пайюты помогут тебе.
Индейцы заговорили между собой, поглядывая на меня. Язык их был не совсем тот, что я знал, но похожий. Иногда я понимал слово-другое, иногда целую фразу.
Они вели в поводу несколько запасных лошадей. Индейский юноша подъехал ко мне и подвел лошадь, я вскарабкался на нее, ухватившись за гриву.
Индейцы сразу взяли в галоп, и я, вцепившись в гриву моей лошади, изо всех сил старался не отставать.
Их селение находилось довольно далеко, но я каким-то чудом преодолел весь путь, не потеряв сознания. Селение состояло от силы из двух дюжин жилищ, скученных на узком плато над обрывом. Место было выбрано удачно: и естественная защита от нападения, и топливо, и вода.
Четыре дня я провел у пайютов, которые кормили меня и ухаживали за мной. В вигвам, где я лежал, приходила старая индианка, обрабатывавшая мои раны.
На пятый день я вышел на улицу — слабый, как котенок, но уже способный передвигаться на своих двоих.
— Что ты теперь делать? — спросил меня вождь.
— Я пойду в город белых людей и найду человека, который стрелял в меня.
— У тебя нет оружия.
— Я найду себе оружие.
— У тебя нет лошадь.
— Я прошу моего краснокожего брата одолжить мне лошадь. Я возвращу ее, если смогу, или заплачу деньги.
— Мой народ воевать с твой народ.
— Я об этом не знал. Я пришел сюда с Великой воды у заходящего солнца. Я пойду назад к моей скво, в Колорадо.
Он покурил, раздумывая. Затем сказал:
— Ты храбрый воин. Мы идти твой след… много миль. Ты найти свой враг, ты убить его. — Вождь посмотрел мне в лицо. — У меня нет винтовки для тебя, но я дам лошадь. — Он показал своей трубкой: — Ты взять этот.
Это был конь мышастой масти, около четырех с половиной футов в холке, прекрасный конь.
— Спасибо.
Я подошел
Я сделал верхом полукруг и подъехал к костру вождя.
— Ты великий вождь, — сказал я, — и ты мой друг. Кто бы ни спросил тебя, говори, что ты друг Шела Такера.
Развернувшись, я ускакал, а индейцы стояли толпой и смотрели мне вслед.
Я оглянулся лишь однажды. Это был воинский отряд, я видел у них свежие скальпы.
Глава 19
На поиски следов Поуни мне потребовалось не более часа, две лошади, из них одна в поводу. Следы моего скакуна с полосой на спине я изучил, как трещины на собственных ладонях.
Конь подо мной был тоже очень хорош. Вождь пайютов знал, какой конь требуется человеку, перед которым лежат многие мили пути, тем более если он преследует врага. У этого коня был очень ровный ход, чувствовалось, что он может бежать рысью от рассвета до заката.
Выбравшись из этих мрачных, зловещих гор, побелевший от пыли и с кислым привкусом на губах, я мог определить, где я нахожусь, но знал, что ехать мне на восток.
Сначала Боб Хеселтайн и Малыш Рис. Теперь Поуни Зейл. Рано или поздно, я найду его, или он найдет меня, и для одного из нас эта встреча будет последней.
Передо мной, за высохшим озером, поднималась горная гряда, похожая на зазубренную пилу. Не высокая — пустынные кряжи редко бывают очень высокими, но они совершенно бесплодные и состоят сплошь из острых обломков скал и колючих растений, только и ждущих того, чтобы разодрать в кровь живую плоть.
Показалась дорога, по ней, похоже, ездили немало, но из свежих следов там были только следы одинокого всадника с двумя лошадьми.
Дорога упиралась в пилообразный хребет. Я показал на него своему мышастому другу и сказал:
— Нам туда, парень. Вперед!
Я ехал и думал о Коне Джуди, который был моим другом, о Вашти, которая могла меня ждать, а могла и нет, и о суровой, беспощадной земле, которая лежала между ними и мной.
Если Поуни поджидает меня где-нибудь за скалой, мое дело глухо: ведь у меня не было даже револьвера. Если он приготовил мне ловушку, то я, можно считать, уже труп, пожива для стервятников и койотов. Но у меня было предчувствие, что он не ждет, а удирает со всех ног, и я продолжил преследование.
Мы забирались все выше и выше.
Внезапно я увидел всадника. Одинокий мужчина верхом на муле, ведущий в поводу еще одного мула с поклажей. Золотоискатель.
Мужчина остановился, заметив меня. Вряд ли он был рад встрече. И это было неудивительно, учитывая мой вид — небритое израненное лицо, не совсем еще зажившие ладони, разорванная одежда.
— Привет, — сказал он. — Мистер, не знаю, где вы были, но я туда не хочу.
— Я выбрался оттуда, — сказал я. — Мне повезло. В той стороне индейцы, они на тропе войны.