Такие как мы
Шрифт:
Теперь понятно, почему Немо сбежал. Наверное, иногда в родах появляются люди отличающиеся от остальных сородичей. Они хотят чего-то другого, нового, но не всегда осознают это. Сначала, они незаметно пытаются сделать что-то не так как все, но потом это проявляется. Если это не грозит существующему порядку, то и человеку ничего не грозит. А если грозит? Если вождь и приближённые к нему лица увидят угрозу, то такому деятелю придёт быстрый конец, если он не сделает ноги.
Немо как раз из таких. Он решил изменить порядок обладания самкой, и закрепить её только
Но, прожив в роду, около шестнадцати, или семнадцати Земных лет, и нахватавшийся замашек своих родственников, тем не менее, Верку боготворит. У них, почти настоящая семья, как у нас на Земле. И восприимчив он к новому, в отличие от охотников своего бывшего рода. Жаль, что не как девчонки. Те вообще впитывают всё как губки.
Да, потенциал местных женщин, намного выше потенциала охотников. В смысле развития. Или это только у молодых? Верке с Надей всего-то лет по двенадцать — тринадцать. Ева, к примеру, осваивалась хуже. Если бы не занятие плетением, которое ей даётся легче всего, то привыкание было бы более долгим. И среди пяти женщин «приведённых» Омумом, тоже быстрее всего осваиваются Машка с Дашкой. Остальным тяжелее.
Значит, здесь всё как у нас. Чем моложе, тем восприимчивее. Болик с Лёликом, уже хорошо «шпрехают» на моём языке. Правда, для этого приходиться заставлять, всех говорить только на русском. Но дело движется.
Уф, разобрался.
— Немо, помоги охотникам разжечь костёр, но сюда их не пускай. Пусть остаются за воротами. Сам не выходи. Возьми у Нади огнемёт…. Сильно не жги, дрова им подожжёшь, прямо со стены, и всё. Это их охладит, а огонь согреет. Для остальных, разожгите огонь здесь, без огнемёта. Накормите всех кроме охотников, но не много. На пустые желудки много еды нельзя. И нечего приучать есть на халяву. С завтрашнего дня, еду будут зарабатывать. Все. И те, что за забором, и те, что здесь. Всё, иди. Девчонок в помощь взять не забудь.
Отправив Немо, разбираться с вновь прибывшими, я сцапал бутылку коньяка, и полез на второй этаж в свои «апартаменты». Думы думать, и жалеть себя любимого.
Ева от меня воротится, и Надька тоже. Каким бы дорогим бухло не было, перегар всё равно одинаков. Хоть самогон, хоть коньяк, хоть виски с содовой. Даже бурбон, со вкусом одеколона, тот же смрад во рту оставляет. Тьфу, завязывать пора, а то разбегутся все от меня. Вожак, блин. Тьфу!
— Надь, — позвал я девушку, смотрящую на меня с соседнего дивана, и дышащую через раз. — Водички холодненькой принеси. Век не забуду.
Надька не шелохнулась. Тихая истерика, сопровождалась редкими всхлипами. Это чего здесь произошло, пока меня… хм, не было. Или я был, но лучше бы меня не было? Натворил, что ли, что-то?
Протерев глаза, наведя резкость, я присмотрелся к всхлипывающей девушке. Синяков нет. Никаких посторонних изъянов, временного содержания, тоже. Уф, это хорошо, значит, не буйствовал.
— Надь, как насчёт водички?
— Ты зачем это делаешь?
Я посмотрел по сторонам, на всякий случай посмотрел на руки. Вроде ничего такого, из-за чего потом было бы стыдно, я не делал.
— Ты о чём, девочка?
Надя встала с дивана и подошла к столу, стоящему у меня в изголовье.
— А-ра-рат, — прочитала она по слогам этикетку на пустой бутылке.
Я откинулся на подушку. Женщины везде одинаковы. Пьёшь, плохо. Не пьёшь, то же ничего хорошего, значит, гуляешь с кем-то. Тьфу.
— Надя, я больше не буду, чесслово…. — прикрыв глаза, я застонал, стараясь разжалобить маленькую женщину, примеряющую горлышко бутылки к своей руке. — Пить. Пить. Помираю…
Надя поставила бутылку на стол.
— Сам сходишь. Ева с Веркой тебя заждались.
Заставлять ждать себя, не хорошо, а заставлять себя ждать, ещё хуже. Значит надо идти.
И кто мне скажет, где же мои штаны? Не помню.
— Под диваном посмотри, — фыркнула Надя, и лёгкой походкой сбежала по ступенькам. Вот и делай этим дикарям хорошее. Никогда не поймут человека, которому очень… хреново.
Около дома, не считая, Маши с двумя детьми в плетёных люльках, никого не было. И не поговорить с ней, и не спросить. С другими женщинами из её бывшей стаи девчонки занимаются, а эта на отшибе осталась. Жаль девчонку. Надо пристроить к кому ни будь.
На новоприсоединённой территории полным ходом шло строительство. Мои девчонки строили грязных дикарей. Где ремнём, а где свежесорванной крапивой, они гнали весь табор к реке.
Топят что ли?
Вон, прибежавшая Надька, как усердствует, взрослые женщины с опаской посматривают на знакомый до боли мне дрын. Ну да, мой тренировочный меч. Как пригодился-то.
— Чего здесь твориться? — я влез между махальщицами, и отступающими к калитке женщинами с детьми.
Ева, поморщилась, уловив мой запах.
— Моем.
— Не понял. Как моете? Ремнём?
Верка отодвинула меня в сторону, и остальные продолжили прерванное дело.
— Алекс, от них воняет. Мыть надо.
Или я где-то перестарался, внушая своему окружению меры гигиены, или у них появилась своя внутренняя потребность в этом. Сами теперь моются постоянно, мыла на них не напасёшься, или кого ни будь, моют.
— Ну и чего? — опять не понял я.
— В бане их не помыть. Не поместятся. В реку макать будем. Светка покажи.
Светка протянула мне небольшую корзину, отодвинув в сторону пучок сухой травы, и продемонстрировала мне четыре бруска хозяйственного мыла и один — детского.
Молодцы, нечего сказать.
— А во что одевать собираетесь, бедняжек? В старые шкуры? Или вы где-то магазин белья поблизости нашли? У меня тряпок больше нет.
Девчонки растерянно переглянулись.
— Значит так, — принял я решение, — пока я лечусь…. Верка, где лекарка?