Такое кино
Шрифт:
Приехав к кинотеатру, Мордвинова еще подождала минут двадцать, пока приедет Аня. Первое, что они увидели, войдя внутрь, были два дюжих омоновца. Ага, выходит, Ада Васильевна подстраховалась! Тут же выяснилось, что фильм начнется только через час, а в пригласительном билете указывалось время сбора гостей.
Им пришлось помыкаться в прибывающей толпе весьма странных личностей. Эта толпа напоминала массовку, с которой им часто приходилось иметь дело.
Художник по костюмам поздоровался и скользнул куда-то наверх. Мелькнули еще знакомые лица. Пронесся шорох: "Бабушка! Бабушка!". Ада Васильевна прошествовала в сопровождении "приживалок" и тоже поднялась наверх. Подскочил администратор Вова:
– Женя, почему не поднимаетесь? Там фуршет для съемочной группы.
– Пойдем?
– Женя вопросительно посмотрела на дочь.
– Что-то не хочется...
– Мы не пойдем, - сказала Женя, и администратор помчался дальше.
На экранах, развешанных по стенам, показывали фильм о фильме. Кое-где мелькало Женино лицо, но смотреть и вспоминать съемочный процесс совсем не хотелось. Аня была неразговорчивая, уставшая. Мимо прошли омоновцы, направляясь на улицу покурить. От их вида стало вовсе не по себе.
Наконец-то открыли зал, можно было сесть. Они прошли к задним рядам, сели подальше. Однако испытания еще не закончились. На сцену кинотеатра вышла съемочная группа или ее малая часть во главе с Адой Васильевной. Она потребовала, чтобы все участники съемок поднялись к ней, но больше никто не откликнулся. Женя заметила, что и Вова куда-то исчез. "Бабушка" хлопотала:
– Вова, где ты? Кто еще в зале, выходите!
Мордвинова вжала голову в плечи. "Бабушка" успокоилась: рядом с ней стояли ее дочь, ее бывший муж, муж (или сожитель) нынешний. Конечно, на сцене присутствовал и исполнитель главной роли, театральный актер Вольнов, милый лысоватый человечек с большими карими глазами, и другие актеры, ну и, конечно, "приживалки".
Ада Васильевна с трагическим пафосом стала вещать о положении дела в современном кинематографе. Клеймя всякие "Дневные позоры", она говорила о своей высокой миссии пропагандиста христианского искусства, войдя в экстаз, взывала к духу Жуковского.
– Я чувствую его присутствие в зале! Надеюсь, мы не посрамим его память, и фильм ему понравится!
Пока она говорила, Женя с дочерью переглядывались в недоумении. Когда речь зашла о духе Жуковского, Мордвинова невольно прыснула. На нее недовольно покосились соседи из массовки. Между тем "Бабушка" исходила елеем, представляя сериальную диву, которая должна была обеспечить хоть какие-то кассовые сборы, если фильм выйдет в прокат. Звездулька пролопотала в микрофон что-то благодарное, все перецеловались в умилении, пару слов сказал скромняга Вольнов, и фильм начался.
Титры выполнены были художественно, рождая ностальгию по 19 веку. Но первый же эпизод резанул искусственностью, нарочитой театральностью. Актеры двигались и говорили, как марионетки. А уж какую чепуху они несли!
– На бумаге это выглядело приличнее, - шепнула Женя.
Аня морщилась, как от зубной боли. Нестерпимая фальшь! Они посидели еще десять минут в надежде, что со сменой эпизода и актеров что-то исправится. Нет, никакого улучшения!
– Может, уйдем?
– предложила Аня.
Мордвинова посмотрела по сторонам - они находились в самой середине ряда.
– Посидим еще чуть-чуть, - ответила шепотом.
Но когда в фильме появились кадры из предыдущего "шедевра" Ады Васильевны, Женя не выдержала:
– Она цитирует сама себя!
– возмутилась вслух.
На нее зашикали.
– Давай уйдем!
– повторила Аня.
Мордвинова никогда не уходила ни со спектакля, ни с сеанса кино, считая это неуважением к труду их создателей, независимо от результата. Однако тут ее душа не вынесла.
– Пойдем, - скомандовала Женя, и они, поминутно извиняясь перед соседями, выбрались из зала. В холле скучали омоновцы, в буфете какие-то люди угощались бутербродами. Мать и дочь без сожаления вышли из кинотеатра и направились к метро.
– Забыть, как кошмарный сон!
– пробормотала Женя, доставая проездной билет.
Внутри у нее все кипело. Позвать омоновцев, чтобы защититься от обманутых коллег, а потом разглагольствовать о христианских ценностях! Аня повидала всякое за годы работы в кино, однако "Бабушка" и ее сразила наповал.
– Бывают же такие деятели!
– усмехнулась дочь.
Они остановились возле китайской пагоды - станции "Арбатская".
– А пойдем погуляем!
– предложила Аня.
– Посидим где-нибудь на Арбате, выпьем кофе?
Женя с готовностью согласилась. Они медленно прошлись по Старому Арбату, разглядывая всяких чудаков, которых там всегда в избытке. Послушали уличных музыкантов, поглазели на сувениры и выставленные на продажу картины. Мимо них, танцуя и напевая свои песенки, проследовала группа кришнаитов. Народ останавливался поглазеть на это пестрое шествие.
Потом они рылись в книжных развалах, и Женя все изумлялась: буквально за копейки продаются книги, которые когда-то доставались с большим трудом, выдирались из журналов, переплетались отдельными брошюрами... Теперь купить можно что угодно. За бесценок уходят подписные издания классиков, любая зарубежная литература.
– Давай здесь посидим, - предложила Аня, указывая на вывеску кафе.
Они не пошли внутрь, сели на летней веранде, которая совсем недавно была смонтирована в преддверии лета. Заказали кофе и вкусных пирожных. Подумали и попросили еще по алкогольному "Мохито". Туда-сюда мимо них сновали шумные толпы, господствовало ощущение нескончаемого праздника. Впрочем, май и был праздником длиною в месяц...
За последнюю неделю Мордвинова пережила острое одиночество. И хотя работа на новом проекте не оставляла ни сил, ни эмоций, ей было тягостно возвращаться домой и сталкиваться с отчуждением дочери. Аня тоже много работала и приходила абсолютно вымотанной. И у нее сил на разговоры не было. Попив чаю с бутербродами, она уходила в свою комнату и сразу ложилась спать. Часто она и вовсе не ночевала дома. И если раньше звонила и предупреждала, хотя Женя и не требовала этого, то теперь жила своей отдельной жизнью, не посвящая в нее мать.