Такова спортивная жизнь
Шрифт:
Когда вслед за фамилией Арни прочли мою фамилию, мальчишка поглядел на меня, и в его глазах был явный вызов и честолюбивая злость. Я отвернулся. Стоит ли так неистово волноваться из-за этого. Подожди год-другой — и увидишь, что ты будешь чувствовать тогда!
Джордж кончил читать, поднялся шум, раздались возгласы, а запасные отступили в тень и стали подыскивать способы скрыть свое явное разочарование, помогая нам. Я снял пальто, когда Джордж сказал:
— У вас есть тридцать пять минут, ребята. Не торопитесь. Та команда только сейчас приехала, — он оглянулся с таким видом, будто в том, как он теперь постоянно напоминал нам о времени, не было ничего странного. — Я сообщу вам их фамилии сразу
Он послал кого-то из членов комитета за списком, и его шляпа замелькала среди деловитых голов — он направлялся к столу массажиста. Он осмотрел синие и лиловые пятна на спине Мориса.
— Похоже на обои, Морис, — сказал он и, наклонившись, начал что-то шептать ему на ухо. Это была еще одна новая привычка Джорджа, которая мне не нравилась.
Я сел на скамью, снял башмаки и засунул в них носки. Я пытался придумать, чем бы занять мысли, но, как обычно, ничего не придумал и только рассеянно решил, что, пожалуй, надо бы как-нибудь привести в порядок машину. Я втер вазелин в лодыжку, которую повредил, когда еще был школьником. И перебинтовал ее, считая, что Дею незачем видеть, как она распухла за последние две недели, а потом натянул синие в красную полоску гетры и завязал тесемки. Прислонившись к стене, я попытался расслабиться перед тем, как раздеться. Сквозь майку тут же просочилась вода и холодила мне спину. Арни был почти готов и подпрыгивал, боксируя в углу с тенью. Ему оставалось только надеть рубашку. Я как завороженный смотрел на его массивные плечи, на переливающиеся мышцы его спины. Такой гибкостью, пожалуй, не мог похвастаться никто другой — струящейся и не знающей неуверенности. Был ли я прежде таким? Я почувствовал, что лучше не смотреть на Арни слишком долго. В углу напротив Дей и один из запасных бинтовали хавбеков, которые были с нами в «Вулпеке». Более высокий стоял, расставив ноги и выпятив грудь, как нажравшийся голубь, пока Дей обматывал его тело бинтом и пластырем, чтобы защитить спину и ребра. Перед столом Фрэнк — живот у него свисал над трусами — втирал вазелин в плечи и шею, переговариваясь с Морисом. Джордж отошел к Арни, и тот с дипломатической серьезностью выслушивал его наставления. Тоби-второй, как показывал поводок, забрался под скамью. Горбун, продолжая скрести бассейн, затянул псалом.
Я разделся, застегнул трусы и подошел к Фрэнку.
— Как дела? — сказал он по обыкновению неопределенно и с многозначительной нежностью потер свое раздавшееся брюхо. — Надо бы обратить на него внимание. По примеру старины Джорджа. Он все на меня поглядывает с той минуты, как я снял жилет. — Его припудренные углем глаза устало заморгали. — Будь другом, потри мне спину.
Он повернулся, и я начал втирать вазелин в бледную кожу, испещренную синими шрамами. Это я неизменно проделывал с самой первой моей игры.
Знакомые запахи накапливались в низкой комнате — сухой пыли, пота, карболки, кожи и гуталина. Вверху непрерывно стучали ноги. Я натянул рубашку с двенадцатым номером, и в тот момент, когда моя голова вынырнула из ворота, увидел, что Арни разговаривает с Фрэнком. Их разделяло почти двадцать лет. Фрэнк начал играть за «Примстоун», когда Арни только родился. И я знал, что больше всего угнетает Фрэнка страх перед тем днем, когда уже больше не будет регби, не будет популярности, денег, а может быть, даже дружбы, и он станет таким же безвестным, как остальные его товарищи-шахтеры, станет бывшим. Это резкое сужение жизни как раз в тот момент, когда ей по правилам следовало бы обещать все больше и больше, выросло в угрозу, которую он заметил слишком поздно. Впервые Фрэнк проявил слабость. Мне не очень-то хотелось думать об этом.
Наверху громко топали подошвы. В нагретый воздух раздевалки ворвался холодный сквозняк, отдававший
— Дождь еще идет? — спросил Фрэнк.
Игроки столпились, заглядывая в список. Бледное чахоточное лицо вошедшего стало желтоватым в свете лампочки, когда он повернул голову, чтобы ответить с заметным шотландским акцентом:
— Идет, старина. И теперь уж не перестанет, это точно.
Фрэнк откинулся на скамье, положив толстые ладони на колени, и о чем-то заговорил сам с собой. Арни взял мяч и теперь бросал его кому-то из игроков, указывая, как именно бросить его обратно. Через десять лет, подумал я, он станет таким же, как я. А потом все кончится.
— Следите за пасовкой, Артур, — шепотом и по секрету сообщил мне Джордж Уэйд. — Сегодня скользко. А они выставили хороших крайних — Тейлора и Уилкинсона, так что вам придется сегодня перехватывать со всей быстротой. Со всей!
— Я знаю, Джордж.
Кажется, он обиделся. Разогнувшись, он задел взглядом только кончик моего навазелиненного уха и шагнул к Фрэнку, чтобы сказать ему два-три бесполезных слова.
В дверь постучали, и вошел помощник судьи.
— Осталось пять минут, — сказал он и начал осматривать бутсы и «броню». Я вынул зубы и сунул их в нагрудный карман.
— Ну как, Артур? — сказал он и отошел, не дожидаясь ответа.
Два хавбека в углу — плечи в «броне» у них достигали ушей — нервно переговаривались вполголоса, стирали с пальцев вазелин, проделывали бег на месте, жевали бесплатную резинку Джорджа. Они замерли, давая осмотреть свои тщательно защищенные тела, а потом пригладили волосы перед тусклым зеркалом. Я почувствовал, что во мне поднимается агрессивная энергия — начинал действовать дексадрин, который я принял дома.
Я подошел к Морису, остановившемуся у аптечки. Он раздавил ампулку с нашатырным спиртом, и мы по очереди втянули его в нос. Над дверью зазвенел электрический звонок. Дей принялся отбарабанивать последние советы.
Кое-кто нервничал — на прошлой неделе умер игрок, которого ударили бутсой по голове. Дей говорил сурово и чуть-чуть устало. Потом он передал мяч Фрэнку и открыл дверь.
— Удачной игры, ребята, — отеческим тоном сказал Джордж, сложив руки на животе. — Кулаков в ход не пускать. Но уж будете бить, так бейте со всей мочи, — и он добавил крепкое словцо, ту еженедельную порцию ругани, до которой он снисходил. Он кивнул и ласково улыбнулся двум-трем игрокам.
Я вышел за Фрэнком в туннель. Такое тело, как у него, гарантирует некоторую безопасность. Представители лиги потрогали его спину, потом мою, и мы перешли на рысцу. Оглушительный рев возник одновременно с дневным светом и продолжал нарастать, пока мы выбегали на поле. Громкоговорители изрыгали «Марш гладиаторов».
Несмотря на моросящий дождь и холод, трибуны были черны от зрителей. Мы, чистые и аккуратные, выстроились в круг посредине поля и начали перекидываться мячом — на фоне зеленой травы наши красные рубашки с вертикальными синими полосами и белые трусы казались особенно яркими.
Плюмаж пара, ослепительно белый на фоне серого неба, отделился от края охладительной башни и медленно проплыл над стадионом. Из устья туннеля выбежал человек в белой рубашке с горизонтальными красными полосами. Новая волна рева — стрекотание трещоток, звон, вопли труб, — и красно-белый поток затопил более темную зелень на краю поля. Я поискал глазами пятый и второй номера и посмотрел на их форвардов. Они были совсем молодые.
Фрэнк стоял рядом с судьей и капитаном противника — кривоногим и низкорослым, похожим на Мориса. Они обменялись рукопожатием, бросили монету, и Фрэнк знаком показал, что мы будем играть, как уже стоим.