Такой смешной король! Книга вторая: Оккупация
Шрифт:
Поэтому откуда ему было знать, что немецкому послу в Турции фон Папену был сделан аттендат, после чего фюрер поздравил посла с благополучным уцелением. Как там теперь турки себя чувствуют? И лишь от Отто Швальме узнал Алфред, что канадские, американские, мексиканские индейцы избрали Сталина почётным вождём… за большое умение в ведении войны.
За укрывательство сражавшихся красноармейцев расстреляли трёх человек — мужа, жену и брата последней, это как не узнаешь! В батальоне зачитали приказ. Ещё расстреляли 18-летнего парня, убившего своих родителей, причём оказалось, что в сорок первом паренёк принимал участие в комсомоле. Отсюда всех и известили, что свой мерзкий поступок он совершил под влиянием комсомольских убеждений. О том, что прошлой осенью под Москвой погиб знаменитый Стаханов — создатель известного рабочего движения,
Недавно Алфред сам стал домовладельцем… условно. Из-за национализации многих домов в городе у Тайдемана возникла мысль: могут подумать, что у него чересчур много домов… Они с Алфредом потолковали, и Тайдеман оформил дарственную на имя Алфреда. Таким образом, дом, где размещалась столярка, стал как бы его собственностью, и хотя всё это было вроде не всерьёз, Алфред в глубине души не то что надеялся, но подумал, что в жизни всякое может случиться, особенно когда человек уже в таком возрасте. К тому же в газете появилось объявление о необходимости создания для каждого немецкого дома национальной мебели (также немецко-эстонского дома), чтобы было просто, модно, практично и удобно. А главное, чтобы каждый и тишлер [17] мог её изготовлять. Обращение адресовалось специалистам, чтобы помогли разработать эскизы такой мебели. Алфред посмеивался: у него без эскизов получается отличная мебель. Он даже хотел уйти из службы самообороны, взять учеников, раз в этом деле видят государственное значение, но Отто объяснил, что это в будущем, сейчас же фельдфебель нужнее. Алфред на всякий случай вырезал из газеты статью, прикрепил её кнопками над верстаком: при необходимости покажет кому надо в доказательство, что тишлер — работник государственного значения.
17
Тишлер — столяр (нем.).
Тем не менее в последнее время он всё чаще стал задумываться.
Его настораживали различные незначительные наблюдения, ведь по природе своей он был очень осмотрителен. Осмотрительные люди, как правило, обладают развитым нюхом и наблюдательностью или даже, скорее всего, интуицией, которая заставляет задуматься. О чём же? А вот о чём: с одной стороны, немецкие солдаты уже на улицах Днепропетровска, Сталинграда. В газетах, журналах кричащие, ликующие заголовки и фотографии несравненных и непобедимых войск вермахта. С другой стороны, он хорошо помнил это, как в точности то же самое ещё не так давно распевалось в адрес Красной Армии…
Следовательно, подумалось Алфреду, всякая армия непобедима… пока её не победили, пока не разбили. «Человеческая жизнь — наша самая большая ценность», — говорил в одной из своих речей фюрер. Алфред уже слышал аналогичное высказывание и от тех, кто пришёл освобождать республику с востока, а из Рассказа Хуго он мог заключить, что как одни, так и другие сильно врут: человеческая жизнь нигде не ценится, поэтому необходимо самому относиться к своей жизни уважительно.
В печати бесконечно стали писать о массовых убийствах в России, и старый Прийду с хутора Рямпсли, будучи в городе, как-то зашёл к Хелли и высказался по этому поводу так: «Удивительно, что в России ещё есть живые люди, по немецким данным, там убито больше, чем их было до начала войны»…
Потом, скажите пожалуйста, и доктор Гора и другие разные величины стали ораторствовать о том, что Республике, дескать, доверяют создать собственный легион из добровольцев, чтобы республиканец сражался за своё будущее наравне с немцами, что парням республики откроется возможность заслужить награды и ордена в собственном национальном войске, и надо быть за это благодарными вождю…
В то же время почти ежедневно появлялись строгие наказы, предупреждения, указы: какие радиостанции можно слушать, какие нет. Неоднократно печатался список дозволенных станций. В нём не было, разумеется, Москвы, Ленинграда, Лондона и Вашингтона. Многих станций мира не было в этом списке. Так что, когда крутишь приёмник и случайно нарвёшься на Лондон или — не дай бог! — Москву, живо крути дальше, чтобы твоё ухо
Уж в который раз объявлялось «последнее предупреждение»… Неоднократно обращалось внимание на опасность, исходящую из вражеского радиовещания, что нельзя злоупотреблять доверием, оказанным германским командованием, оставившим радиоприёмники гражданскому населению на прибалтийской территории. Тем более что немецкое радио и печать достаточно ориентирует в военной ситуации, в то время когда еврейская пропаганда создаёт путаницу, тем более если безответственные радиослушатели считают нужным лжесвидетеля распространять среди других. Рейх-комиссар восточных территорий объявил приказ о применении особых мер относительно нарушителей, эти меры внушат каждому, что у него нет никакого права удовлетворять свою любознательность по собственному усмотрению и при этом отрицательно влиять на собственный боевой дух… У войны свои, особые законы, и задачей вождей является сохранение сил Германии и находящихся под её защитой народов, направленных к единой цели — к Победе. Поэтому не исключается необходимость применения самых строгих мер…
Похожие наблюдения заставляют задуматься, хотя ты и являешься фельдфебелем самообороны.
Задумываться Алфреда заставляла также забота о Короле Люксембургском, который продолжал жить в своём собственном мире — в королевстве детских фантазий, не вникая во взрослые проблемы, тем более политические. Ему было глубоко наплевать на Сталина, который якобы 7 ноября «орал», требуя, чтобы дали ему второй фронт, что ему надоело ждать, Королю и на второй фронт было наплевать, и на восточный и западный тоже; ему было начхать на то, что японцы захватили Сингапур и перекрестили его в «Сияющий Юг»; его мало волновали трудности с солью, а мяса лично ему хватало, во всяком случае, в его тарелке оно всегда плавало, хотя лесным рабочим в это время давали только рыбу; его не касались призывы к мужчинам вступать в батальоны полиции обороны, поскольку короли не служат нигде; его не волновали сведения из Ленинграда, по которым там якобы ежедневно умирали десять тысяч человек; зато ему было чрезвычайно интересно: что станет делать господин генеральный комиссар с той пони, которую ему подарили, когда он посетил остров. Короля не касалась торжественная отправка добровольно мобилизованных в эстонский легион, который вскоре отправится учиться в лагеря Германии.
Но самому Королю учиться очень не хотелось, и эта необходимость его глубоко задевала, даже как-то оскорбляла. Однажды осенью его назвали вандалом, хотя и непонятно в связи с чем. С тем, что участились кражи яблок из садов? Причём многие яблони совершенно опустошались и ветки ломались. Общенародно решили тогда положить конец такому вандализму. «Что такое вандализм?» — поинтересовался Король у Алфреда, который даже не соизволил ответить. Дело в том, что Короля тогда как раз поймали с поличным…
Когда Его Величество шёл в школу, он обычно со страшной силой завидовал всем встречным: они могут не ходить в школу.
Возможно, в том, что Его Величество невзлюбил школу, подумалось Алфреду, виноваты и он с Хелли: ещё до начала занятий в первом классе грозили, что вот «пойдёшь в школу, там возьмут в работу, там покажут, поблажек не дадут, сделают из тебя человека». Возможно, именно тогда и зародилась в нём патологическая ненависть к школе как к рабству, неволе. Так думал Алфред и был, наверное, прав.
Имея к школе такое неприятие, Король как бы механически вызывал к себе похожее отношение и со стороны школы. Он не отличался умственно от других, во всяком случае, не отставал, в чём-то даже превосходил: он мог мечтать, он мог жить в сказке.
В его мечтах теперь властвовала Марви. Королю представлялось, как он совершит какой-нибудь подвиг, станет знаменитым, богатым, будет щедрым и добрым, а в доме Марви о нём будут говорить с уважением и восхищением, и вдруг она попадает в страшную беду, и он её спасает, она в него влюбляется, но судьба надолго их разлучает: он вынужден уехать в неизвестность, может быть на фронт. А она его ждёт, отказывая во внимании другим. Наконец он возвращается, и этот главный момент их встречи представляется ему особенно чётко: вот она его увидела… её сердце останавливается, она бежит, летит ему навстречу, а он стоит и ждёт, неотразимый в своём великолепии. И вот… Следуют другие, невероятные, красивые мгновения…