Такой смешной король! Книга вторая: Оккупация
Шрифт:
Добирались трое суток, не кормили совсем. Недалеко от Пскова нас загнали на участок с квадратный гектар, ограждённый колючей проволокой, здесь оказалось много пленных. Бараков нет, уборными служили две ямы по углам. Усталые, расположились прямо на земле, где нашлось место. Как мы провели здесь ещё четверо суток, об этом нет даже охоты рассказывать. Стало ясно: хрен редьки не слаще. О редьке я рассказал, о хрене как-нибудь…
— Иссанд Юмаль!
— Теперь я дома, — закончил Хуго рассказ, — наконец нас отпустили. Когда установили, что мы мобилизованные балтийцы, которых в Сибири использовали как заключённых да голодом морили. Наш вид сам за себя говорил. Дали возможность
Мелинда тут вспомнила, что ещё в прошлом году где-то на берегу нашли бутылку, в ней письмо мобилизованного. Он не сообщал своих данных, названия корабля из-за боязни, что письмо попадёт в руки комиссарам. Обстановку же описал: «Родина от нас примерно в десяти километрах. Находимся в пути в сторону Нарвы. С нашего корабля сброшено много бутылок в надежде, что их однажды найдут. Ищите бутылки на берегах! Знайте, сообщения в газетах о восторге, с которым якобы встретили мобилизацию, враньё. Мы здесь словно звери в корабельном трюме, в случае кораблекрушения нет даже возможности выбраться. Мы подчинились мобилизации, лишь бы спасти наши семьи: красные мстят безжалостно. Будущее тёмное. Врачей нет, кругом грязь. На палубу выпускают редко».
— Скажи, Хуго, действительно ли комиссары едят трупы своих солдат? — Мелинда сгорала от желания узнать что-нибудь эдакое. — Ты же там всё видел.
А ведь её интерес был обоснованный: в газете на самом деле печаталось, будто немцы сами видели, как русские солдаты ели своего мёртвого товарища сырым… Их было четверо, они вырезали кусок из груди покойника, когда их взяли в плен. Хуго от души посмеялся:
— Там много дикости, но такого я не встречал. Они же всё-таки люди. Умные не умные, но… люди, как и все мы.
Алфред с этим согласился. Отто говорил ему, что сын Молотова, Георгий Скрябин [15] , попавший в плен, выступал по радио и опровергал слухи, будто немцы пытают русских военнопленных. Наоборот, они к ним идеально относятся. Скрябин утверждал, что лично к нему и к другим военнопленным, которые с ним, отношение исключительно хорошее. Хвалил условия труда немецких крестьян, по сравнению с которыми условия жизни советских колхозников нищенские. Рассказ Хуго, его личные наблюдения это подтвердили.
15
У В. М. Молотова не было сына.
Алфред ехал домой. Став фельдфебелем самообороны, он сохранил свой грузовичок. Хмуро смотрел он на бегущую навстречу дорогу, его занимали серьёзные мысли: он оказался на трудном участке жизненного пути, когда кажется невозможным разобраться в обстановке. Если принять во внимание, что газеты врут, где гарантия, что написанное про Катынь правда? Теперь пишут, что советские войска зверски убили десять тысяч польских военнопленных офицеров и закопали. Ведь одно дело — несколько десятков убитых в замке города Журавлей, тут невозможно сомневаться, Алфред — свидетель, Король тоже… А гестапо разыскивает Павловского — начальника военной разведки красных на острове в сорок первом. Зубных врачей, мужа и жену, помощников этого Павловского, схватили, их допрашивают Майстер и его особая команда. Но где он сам, кто это знает? Наверное, в России, где же ещё. Здешние убийства невозможно свалить на немцев, которых в помине здесь не было, когда они производились. Но когда, спустя полтора года, вдруг открываются такие массовые убийства… Полтора года? Здесь, в Журавлях,
Тайдеман сказал, что десять тысяч человек не так просто незаметно убить, даже по приказу Сталина, или Ежова, или Берия. Чтобы убить столько людей, необходима национальная ненависть, старая, исторически сложившаяся ненависть, которая зудит в крови столетия, чтобы однажды разразиться, словно эпидемия. У русских, считал Тайдеман, к полякам такой ненависти не должно быть уже потому, что те и другие славяне. Другое дело немцы: известно же, сколько били польские короли крестоносцев. Здесь такая исторически сложившаяся ненависть возможна вполне. Но если бы немцы — не стали бы они об этом на весь мир кричать, постарались бы даже внимания не привлечь… Логично!
Хотя, думается Алфреду, мастера убивать и те и другие. Но как быть ему, Алфреду, человеку осмотрительному, которого осторожность и предусмотрительность вынудили поступить на службу к власть имущим в данное время? Русские всё-таки дикие люди, — успокаивал он себя затем, — недавно военнопленные, взятые из лагеря для работы на хуторе, убили семью в Латвии: хозяина пятидесяти лет, жену, сына и батрака. Затем убийцы сбежали, но были настигнуты полицией на восемнадцатом километре от хутора. Они скрывались в пустовавшем доме. Открыли огонь по полицейским, одного убили. Два погибли в перестрелке. Вообще-то полагают, что убийство ими совершено как месть: накануне хозяин требовал от них более старательной работы, угрожал вернуть в лагерь военнопленных. Нет, Алфред не воспользуется услугами военнопленных русских, хотя Отто рекомендовал такую возможность. Свой небольшой хуторок его семья в состоянии обработать самостоятельно, без посторонней помощи.
Алфред приостановил грузовик, открыл дверцу, высунулся и, поднявшись на передний угол кузова, заглянул в газогенератор: необходимо подбросить топливо. Он забрался в кузов, открыл ящик с берёзовыми чурками и совковой лопатой подбросил в печь. Сколько же древесины уходит на машину, мелькнула мысль. Семьдесят тысяч мужчин, тридцать тысяч лошадей ежедневно в республике добывают в лесах дерево на топливо для автомашин.
Да, с Хелли, куда ни шло, спиною ты к ней ляжешь в постели или… Это её не очень волнует. А вот Тайдеман…
Казалось, какое ему дело до Тайдемана, есть он или нет его. Тайдеман с Тайдеманихой — чужие люди. Но он есть, этот Тайдеман. Он владелец всех домов, которые арендует Алфред, он его гость, когда у него приёмы. Не потому, что владелец, а потому, что Тайдеман… Потому, что умён. Рассуждения Тайдемана часто непонятны, даже смущают. Алфред невольно стал смотреть на свои дела с точки зрения этого старого… Может, он всё-таки еврей? Но немцы его не трогают. Уж они-то еврея за сто метров под землёю учуют. Никто не доносил? Чего ради, когда в его квартире он с ними за одним столом сколько встречался.
Лично Алфред против евреев ничего не имел, хотя в республике к ним издревле настороженно-насмешливое отношение. Очень уж они ловкачи, эти евреи. Правда, Ангелочек ссылается на то, что и Христос был еврей. Но тут ещё неизвестно, был ли он вообще на свете, этот Христос. А что Маркс еврей, в этом сомневаться не приходится. Правда, и против Маркса Алфред тоже ничего не имеет: учил чему-то народ, писал свои книжки, умер уже давно, ну и бог с ним. Учения этого Маркса Алфред не знает и знать не хочет. Он, Алфред, слава богу, сам с головой. Однако немцам Маркс со своим учением как кость в горле, раз они из-за Маркса-еврея ополчились на весь еврейский народ, несмотря даже на то, что и Христос, которого они признают, еврей.