Такой смешной король! Повесть третья: Капкан
Шрифт:
Когда Его Величество обнаружил, что опять не стало любимого бронзового солдата, то не очень огорчился: он не сомневался, что когда-нибудь его снова установят, как уже бывало. Король догадался, что в политике так заведено: одни ломают, другие восстанавливают. Взрослые же опасались, что, как ночью бесследно исчез бронзовый солдат, могут опять исчезать и живые люди. Но пока никто не исчез. Заморский сказал Калитко:
— Пока спокойно. Чтоб не вспугнуть. Штиль… перед бурей. Ждут, чтобы народ успокоился, осмелел, перестал прятаться.
Король влетел
Заморский, конечно, рисовал «Истерию». Ирина сидела у патефона и следила за его работой. Король не сомневался, что скоро появится Гриша-Пограничник. Ивана не было, Калитко — тоже. Король поздоровался: «Страствуйте». Первое время он приветствовал всех, говоря по-эстонски «тэре». Затем стал здороваться с учетом национальности — людям приятно все-таки и не так уж это трудно. Однажды Иван рассказал, будто у Заморского якобы предки при царе имели в Эстонии собственное имение. Иван узнал об этом, конечно, из разговоров взрослых, а Заморского Иван Родионович за глаза называл помещиком и объяснил Королю, что это значит.
Ирина вежливо ответила на приветствие Короля. Заморский относился к Королю, будто он — картина Калитко: рассматривал бесцеремонно. Это все-таки невежливо так пялиться на королевскую особу, прищурив один глаз, причем губами производя мерзкие звуки: взп-взп-взп. Сколько ни пробовал, сколько ни тренировался, Королю не удавалось воспроизвести этот звук.
— Вы чем-то возбуждены? — констатировал Заморский. — Что интересного видели в мире?
Нет, что ни говори, а обращение на достойном уровне! Веньямин Оскарович держался со всеми исключительно корректно, говорил «вы» и малым и взрослым. Король не совсем понял сути вопроса, не нашелся сказать ничего другого, как:
— Я в городе Сталина смотрел и Доску почета… Там все фотографии дождем размыло… — Ирина хохотнула. Заморский сделал «взп»… — Там еще написано на красной ткани: «Вся страна занята социалистическим соревнованием в честь Великого Октября».
Королю, честно говоря, было неясно: почему Октябрь велик, а декабрь — не велик?
— Сталин не скоро размоется, — монотонно заметил Заморский и снова завзыпкал.
— Веньямин Оскарович, — сказала Ирина, — я все хочу вас спросить, а что означает ваша картина?
— Это есть суть мироздания, — произнес художник поучительно, — наверху боги, внизу люди и скот.
— Как это непонятно, — задумчиво промолвил Ирина. — А как вы понимаете Бога? — поинтересовалась. — Вы сами-то веруете?
— Ого! — Заморский удивился. — Бог? Бог есть пространство, — заключил он уверенно. — Не то что верю, — я знаю, что оно есть. Пространство до того непознаваемо, — объяснял он авторитетно, — что непонятно. Бог — это и все и ничего. Понятно?
— Вряд ли. Значит, вот эти… боги? — Ирина показала пальцем на чудищ, по мнению Короля, с человеческими вроде бы лицами, но и не лица это были, отвратительные искривленные рожи. — А что они делают? Дерутся?
— У них война, видишь ли…
— У богов война? — удивилась Ирина.
— Это античные боги, — уточнил Заморский, — до Яхве.
— А этот… Иегова — мирный? Ни с кем не воюет?
— Ну как же! — засмеялся гулким баритоном художник. — Тот, собственно, все время ведет борьбу с чертом.
Тут Королю вспомнилась история образования Брюкваозера. Он, как умел, подбирая слова, тоже поинтересовался тоненьким голоском:
— А кто делал черта?
Заморского столь сверхсерьезный вопрос даже не удивил, в конце концов, всякая клетка живой материи участвует в эволюции жизни. Немного подумав, он серьезно констатировал, что вроде сам Бог и создал черта.
— Странно и непонятно! — удивились Ирина с Королем дружно. — Зачем же делать ненужные дела? Сам создал, — хохотала Ирина, — и сам с ним воюет, победить не может. А нас, грешных, упрекают, что не в состоянии воспитывать наших детей?
Взглянув на нее чуть подольше, Заморский спросил:
— Значит, есть детки?
— Трудно ж не иметь, — вздохнула женщина будто с сожалением.
Послышались чьи-то шаги, кто-то вошел на веранду, гремело ведро, из него зачерпнули воды, вероятно, попить, открылась дверь — вошел Иван и еще в дверях заявил, что у него ботинок валяет дурака.
Он всегда так выражался: «дурака валяет». И смешил этим Его Величество. Но ботинок и в самом деле «валял дурака»: разорвался шов на заднике. Король лично считал это пустяком. Другое дело, если бы подошва стала «улыбаться», — пришлось бы повозиться. Ему приходилось ассистировать иногда Алфреду на хуторе Сааре, когда тот проводил операцию с какой-нибудь обувью, которой вздумалось валять дурака. Конечно, не королевское дело — чинить ботинки всяким Иванам, с другой же стороны, приятно быть чем-то похожим на Алфреда.
А между прочим, в данное время именно Иванова куртка на Короле, в то время, когда на Иване жакет его Величества, полученный от одной крестьянки из деревни Спинагора в уплату за поколотые им в ее хозяйстве дрова. Они часто менялись одеждой, носили кому что под руку подвернулось. Таким образом, починить ботинок Ивану означало чинить его одновременно и себе. Кладовка же в доме Калитко являлась хранилищем не одних холстов и красок — нашлись и шило, и мыло, и крючки да иглы. Примерно в то время, когда Алфред рассказывал о своих приключениях Землянике, Король чинил общий с Иваном ботинок, после чего они отправились в очередной раз изучать старый родовой замок Его Величества.
Они знали: поживиться там уже нечем, в замковой церкви не ждали их больше подарки от германской интендантской службы, но еще представляли интерес всевозможные тайны; ребята не переставали надеяться обнаружить какой-нибудь тайный ход.
Ивану повезло с Королем в том смысле, что стал он на все вокруг смотреть как бы глазами последнего, а это очень важно: умение пришедшему увидеть страну глазами местного жителя поможет полюбить ее и понимать, как свою. Нравилось ли Маленькому Ивану смотреть на Островную Землю глазами Короля Люксембурга?