Такой же, как вы
Шрифт:
– Уходите, ну!
Штангист встал. Прошелся по комнате.
– Вы, конечно, предпочитаете, чтобы с вами разговаривала Клара…
Молчание.
– Клара зайдет к вам позже. Сейчас она в женском отделении: беседует с той пациенткой, которая через пару часов даст деру.
Человек сглотнул.
– Откуда вы только все знаете…
– Опыт. Опыт.
– Врете. Я вам не верю. Я даже не понимаю, зачем вы все время врете. Пока существует естественная дисперсия реакций, все ваши предсказания – чушь, извините, собачья. Плюнуть и растереть. Когда вы обрабатывали своего первого, вам тоже помогал опыт?
Штангист
– Хороший вопрос, все его задают… Представьте, да. Только это был мой собственный опыт, опыт моего пробуждения. Вполне достаточно, знаете ли, и никакой дисперсии реакций. Ее нет, усвойте это. Мне кажется, вам уже пора избавиться от атавистических представлений. Вот дисперсия внешности существует в определенных пределах, и я, как видите, не похож на вас. Зато мы оба – крепкие, сильные мужчины, работоспособные, в должной мере уравновешенные… не надо ухмыляться, пожалуйста, – с хорошей головой и превосходно развитыми рефлексами. На Земле бы нам завидовали, уж вы мне поверьте на слово. Но здесь все мужское население, а это почти полторы тысячи мужчин, не хуже и не лучше нас с вами, так что завидовать некому. Пусть нам всем завидуют земляне. А наши женщины… да разве на Земле найдется хотя бы сотня таких женщин? Красивые, но каждая по-своему, нежные, но сильные, без мусора в голове и очень верные. Как правило, хорошие подруги, а в перспективе и матери. У них будут красивые и здоровые дети. – Штангист перевел дух.
– Понимаю, – кивнул человек. – Красивые и здоровые. Это эстетично. Красивым инструментом и работать приятнее.
– Ну вот, опять вы за свое… – То ли Штангист в самом деле огорчился, то ли сделал вид. – Да не работайте, кто вас заставляет… Но по крайней мере постарайтесь понять благородство наших создателей: они обеспечили нам абсолютно равные права, сами ими не обладая, равенство во всем, достижимое лишь при тиражировании одной-единственной человеческой личности. И я смею думать, – Штангист прищурился, – что это не такая уж плохая личность, такой личности жить да радоваться… Вы ведь не предпочитаете быть немощным уродом? Или, скажем, уродом нравственным?
– Нет, – сказал человек. – Не предпочитаю.
– Ну вот и хорошо. А что касается записанной в вас профессии, то пусть вас это не смущает: все-таки лучше иметь что-то на старте, чем начинать с нуля, разве нет?
– Естественно.
– Я рад, что вы поняли. Так как же все-таки насчет имени? Неудобно получается, знаете ли.
Человек наморщил лоб.
– Имя… гм, имя… как-то не думал об этом. Имя… Ну, пусть будет, допустим, Ро… Нет, лучше Рудольф. Э-э… или все-таки Рональд?
Штангист покачал головой. Заметно усмехнулся.
– Не пойдет.
– Это почему?
– А не догадываетесь?
– Нет. Э, постойте-ка…
– Вот именно. Не забывайте, у всех нас вкусы одного и того же прототипа. Полторы тысячи Рудольфов – не многовато ли будет? И десять тысяч в перспективе.
– А если… м-м… Ричард? Или Родион?
Опять качание головой:
– Ни даже Ромуальд. Согласно Уставу Покорителей, вы вправе сами выбрать себе имя. Но только случайным образом.
Человек привстал на локте.
– Это – как?
– Терминал видите? Жмите эту клавишу.
Готово. На экранчике сначала возникла рамка с завитушками, потом появилась короткая надпись. Человек фыркнул.
– По-вашему, это имя?
– По-моему,
– Взаимно… Ну и имечко же…
– У кого?
Человек рассмеялся. Все-таки этот Шлехтшпиц, по-видимому, неплохой малый – тоже товарищ по несчастью. Или по счастью, если верить ему на слово. Но было бы интересно посмотреть на его физиономию, когда он сам впервые увидел свое имя в кудрявой рамке.
– А еще раз попробовать нельзя?
– Увы.
– Ладно, – человек махнул рукой, – уговорили. Считайте, ваша взяла.
– Наша всегда берет… Еще что-нибудь?
– Да, пожалуйста, – человек кивнул на окно, отвел глаза. – Когда, вы говорите, будет бегать женщина?
– А ну, встать!
Любому человеку был бы понятен наставленный ствол автомата. Этим – хоть бы хны. Гуннар усмехнулся. Не люди – настоящие выродки, особенно вот этот рыжий. Даже под копотью видно, что рыжий. Да и другой хорош – старикан с трясущимся брюхом. Как он прыгал, пытался ударить – умора. Выродки, что с них взять. Напрочь не владеют приемами ближнего боя, похоже, их даже никогда не били. Смешно. Черт с ними, не хотят вставать – пусть валяются.
– Эй, вы! Хотите умереть быстро?
Рыжий молча пытался приподняться, хватался за стену. Старикан разлепил воспаленные веки:
– Мы, собственно, вообще не хотим…
– Тебя никто не спрашивает, хочешь ты или не хочешь, – возразил Гуннар. – Тебе предлагают легкую смерть. Но не даром.
– С-сволочи!.. – Рыжий наконец-то встал, шатаясь, и потянулся поднять старикана, но смог только усадить его, привалив спиной к стене. – Мерзавцы!..
Ругань выродка – музыка в человеческих ушах. Но медленно же до них доходит! Не сводя с рыжего глаз, Гуннар без натуги перетащил треногу к торцевому окну.
– Все понятно?
– Что – понятно? – спросил рыжий.
– Ты знаешь, как обращаться с этой штукой, – терпеливо объяснил Гуннар. – Или вот этот знает, мне все равно, кто из вас. Когда наши повторят атаку, вы поддержите их огнем.
Старикан и рыжий переглянулись.
– И что потом?
– Я бы на вашем месте не думал, что потом, – сказал Гуннар. – Я бы думал о том, как подавить огневые точки в окнах. Это ваш единственный шанс на легкую смерть.
Он успел вовремя – рыжий в своем диком прыжке нашел пахом ствол автомата. Совсем неплохой был прыжок: выродок, а жить хочет. Рыжий взвыл. Не давая упасть, Гуннар коротким взмахом отправил его назад к стене. «Звери-и-и!..» – зашебуршал старикан. Где звери? Какие звери? Гуннар презрительно сплюнул. Мало того что выродок, так еще и дурак: ну какой зверь полезет сейчас в город?
Рыжий медленно приходил в себя. Гуннар подождал, давая ему очухаться.
– Ну что, согласен?
– Нет, – корчась, вымучил рыжий.
– Я подожду, – сказал Гуннар. – Мне спешить некуда.
Спешить действительно было некуда: повторная атака начнется через час, не раньше. Раньше просто не выйдет. Если атаку поддержать десинтором, она может оказаться удачной.
Старикан елозил лопатками по стене – пытался подняться. Должно быть, ему казалось, что с людьми надо разговаривать вот так – лицом к лицу, на равных. Ну, пусть.