Таксопарк

Штемлер Илья Петрович

— Интуиция.

— Все женщины хвалятся своей интуицией… Только тут не любовь. Она старше меня лет на восемь. Или даже на десять… Скверная традиция не знать возраста женщины, даже на ее дне рождения. А почему? Вероятно, женщина всегда на что-то надеется.

— Много вы понимаете! Любит она вас.

— А вы?

Вика шагнула в сторону, постояла и медленно пошла вдоль парапета.

— Расскажите мне о себе, Андрей. Кто ваша мама?

— Хирургическая сестра… Забавно. На такой вопрос в последний раз я отвечал, кажется, в детском саду. У нас была воспитательница,

шумная, большая тетка. Она постоянно носила теплый жилет из рыжего собачьего меха. Я почти ничего не помню из детства, а тетку эту помню. Мы вернулись в Ленинград из эвакуации. Я, мама и сестра. В сорок шестом. Мама поступила работать в больницу, а меня определили в круглосуточный интернат. — Тарутин остановился и покачал головой. — О чем это мы с вами говорим?

— А о чем мы должны говорить?

— Конечно, вам нужно знать биографию моего деда, прежде чем позволите себя поцеловать.

Вика засмеялась.

Блеклый свет ночного фонаря падал на лицо Тарутина. Темные его глаза смотрели нежно и настойчиво.

— Вы торопитесь, Андрюша. В каждом мгновении общения есть своя прелесть. И надо ее исчерпать до конца. Что может быть сейчас прекрасней этой ночи… И этой неопределенности… Возможно, потом, завтра, через месяц, возникнет что-то другое. Или не возникнет ничего. И даже в этом будет своя прелесть. Нельзя ничего торопить…

Они прошли бульвар и вышли к стоянке такси. Несколько зеленых огоньков тихо мерцали за лобовыми стеклами. Судя по номерам, таксомоторы были из других парков, не тарутинские.

— Ваши? — Вика понимающе взглянула на Тарутина.

— Чужие, — улыбнулся Тарутин.

— Везет вам.

Они приблизились к головной машине, Тарутин открыл дверь.

Шофер, мужчина средних лет, не оборачиваясь, ответил на приветствие и включил счетчик. Вика назвала адрес. Шофер вздохнул и что-то пробурчал, отъезжая от стоянки.

— Чем он недоволен? — шепнула Вика Тарутину.

— Простоял, видно, час. А ехать-то копеек на тридцать. Вернется на стоянку, займет очередь в конце и снова час потеряет. Сплошные ожидания…

— Так вы его предупредите, что он и вас потом от-, везет.

— Успею еще, — вздохнул Тарутин. — Может, обрадуете водителя, отправитесь ко мне? Я готовлю отличный кофе.

Вика засмеялась и отрицательно покачала головой. Тарутин сидел с видом обиженного мальчика…

Таксомотор мягко притормозил у Викиного подъезда.

— Не выключайте счетчик, — произнес Тарутин в спину водителя. — Дальше поедем.

— И провожать не надо, Андрей, поезжайте. Не забудьте в такси свои туфли.

Вика поцеловала Тарутина в сухую щеку и вышла из машины. Тарутин назвал свой адрес и откинулся на спинку сиденья. Надо было успокоиться…

Шофер вел машину аккуратно и на большой скорости. Желтые нейтральные огни светофоров дежурно мигали, точно требовали пароль. А потом пропускали их до следующего перекрестка.

— Как план? — Тарутин попытался отвлечься.

— Возим, — охотно ответил водитель. — Куда ему деться? Возим за счет скорости.

— И аварийность за счет

скорости, — в тон проговорил Тарутин.

— Это кто как умеет. Под одну гребенку стричь ни к чему. У меня, к примеру, стаж два десятка лет. Так зачем ограничение для меня вводить? Если человек только сел за руль, другое дело, ограничивайте. Да и план ему скостить не мешает. А то он и за свои шестьдесят в час успеет дров наломать. А я на сто двадцать королем буду. Всех под одну гребенку — не государственный подход… товарищ директор.

Тарутин усмехнулся. Никуда не деться, узнают его таксисты, даже чужие.

— А кто вас не знает? — Водитель знал, о чем подумал Тарутин. — Если и в другом парке, да через ваш, как правило, прошли. Текучка у вас большая. Дела неважнецкие.

— В какой колонне работали?

— У «архангела» служил.

— И от такого начальника ушли?

— Ну его… Мягко стелет — жестко спать. Вызовет, бывало. «Ты, — говорит, — Снегирь…» Это моя фамилия Снегирев… «Ты, — говорит, — Снегирь, на хорошел машине работаешь, по первой группе. Так будь любезен, дружок, привези три рубля сверх плана. А то и четыре, как по сухому…» Ласково так говорит, как отец. А ослушаешься — никому такого врага не пожелаю. Съест. Век из парка не выедешь, колес не соберешь… Вот и выкладываешься. Шутка — три рубля к плану. Если клиент не идет… Мы ведь не дети, Андрей Александрович. Деньги везем не только власти, но и Насте, сами понимаете. Словом, соскочил я. Ну его к бесу.

Классно подрулив, водитель выключил счетчик и обернулся.

— С вас рубль сорок, товарищ директор.

Тарутин достал два рубля и протянул водителю. Тот полез в карман за сдачей.

— Оставьте для Насти, — усмехнулся Тарутин. — Хорошо довезли. Спасибо.

— Рад стараться! — по-военному ответил водитель. — А что, Андрей Александрович, ребята поговаривают, хотите вы парк поднять. Порядок навести… Наведете — вернусь, ей-богу. И к дому мне ближе вроде… Или ребята лапшу вешают, никаких изменений не предвидится?

— Насчет лапши не знаю, право. А взять вас обратно, я, пожалуй, не возьму. Ведь вы, Снегирев, дезертир. Пережидаете в кустах вроде.

— Так ведь рыбка-то, Андрей Александрович, и та ищет, где глубже, — ответил водитель и громко, весело засмеялся.

2

Очередной заказ Валера Чернышев взял у площади Коммунаров. Он уже знал голос диспетчера Алеши Никитенко, сидящего на рации под кодовым обозначением «Лебедь». И всегда в Алешино дежурство Валерка был спокоен — план будет.

— Валерка! — пробивался Алеша сквозь треск разрядов. — Я Лебедь! Слышу хорошо. Передаю заказ. Прием!

— Я 40–57. Вас слышу. Прием! — ответил Валера.

— 40–57. Проспект Победы, 5. Карташова.

— Я 40–57. Проспект Победы, 5. Карташова. Заказ принял. Спасибо, Алеша.

Они никогда не видели друг друга, но испытывали взаимную симпатию. Бывает, что привязывают голоса. Во всяком случае, по мягкому выговору и спокойной интонации Алеша Никитенко был Валере приятен. А главное — он отменно работал…