Талиесин
Шрифт:
Женщины снова закивали.
— Слушай ее, Ронвен, — воскликнула Эйтне, — она знает, что говорит.
Ронвен обернулась к женщинам. В глазах ее вспыхнул огонь.
— А вы послушайте меня, вы все! Когда Эльфин вернется, он найдет свой дом прибранным, дела в порядке, жену веселой и ласковой. Никогда мой господин не услышит от меня и слова укоризны.
Она повернулась и быстро пошла через каер, высоко подняв голову. Несколько молодых женщин, тоже проводивших мужей, последовали за ней. Вместе они принялись готовиться к возвращению
Глава 16
Тело Верховного царя отнесли во внутреннее помещение храма, где жрецы шесть дней и шесть ночей готовили его к погребению в соответствии со сложным древним обрядом. Еще через три дня состоялись умеренно торжественные похороны. Присутствовали оставшиеся цари. Все они несли на лицах приличествующую случаю скорбь, все хвалили усопшего в умело составленных, рассчитанных речах. Если кто-нибудь кроме Верховной царицы искренне горевал о Керемоне, то умело скрывал это.
Сейтенина звали срочные дела, и он покинул Посейдонис на следующее утро после похорон. Аваллах и другие цари задержались еще на несколько дней — исключительно ради приличия. Вопрос о наследовании был решен, соболезнования вдове выражены, официальные дела улажены.
А вот для Хариты эти лишние дни оказались подарком — так как делать было больше нечего, ей позволили сколько угодно бродить с братьями по городу. Они посмотрели храм Солнца с его подземными бычьими аренами и башнями для астрономических наблюдений; великолепную гавань, где из воды вставал бронзовый Посейдон, вооруженный золотым трезубцем, в сопровождении буйной стаи синих дельфинов; царскую библиотеку, в которой хранились тысячи томов на всех известных языках мира; огромную ярмарочную площадь с фонтаном-сфинксом; пещеру со священным горячим источником в горах и многое другое.
Когда подошел наконец день отправления, Харита неохотно уселась в повозку рядом с матерью. Она сидела насупясь, покуда процессия проезжала по Церемониальному пути и далее по мостам через три городских кольца. На улице Портиков Брисеида повернулась к дочери и сказала:
— Не горюй, Харита, ты еще здесь побываешь.
«Да, — подумала она, — я еще здесь побываю. Этот город будет моим». Она больше не оглядывалась, но смотрела вперед на дорогу, по которой однажды вернется.
Следующий день был похож на предыдущий, как если бы та же рука достала его из того же колодца: диск Бела взошел и закатился, люди спали под звездными, безоблачными небесами, а белая дорога медленно скользила из-под колес.
Как-то утром в начале второй недели пути длинная вереница повозок въехала в темную чащу на дальнем краю земель царя Сейтенина. Радуясь возможности скрыться от палящего солнца, Аваллах разрешил после обеда немного отдохнуть в тенистой прохладе. Они с царицей прилегли, остальные последовали их примеру — устроились под лиственной
Харите спать не хотелось, и она побрела по тропинке, собирая цветы и напевая песенку, которая сложилась у нее в ночь после жертвоприношения. Голосок ее серебряной капелью звенел в лесной чаще.
Она не поняла, как далеко отошла от лагеря, пока не услышала далекие крики и не догадалась, что кого-то выслали ее искать. Она тут же повернула и побежала назад по извилистой тропинке, надеясь сократить расстояние прежде, чем ее найдут.
Вскоре она услышала еще крики — резкие, испуганные. Она бросила цветы и побежала быстрее. Ржали лошади. Звенели мечи. В чем дело? Что там такое? Через несколько минут, задыхаясь — сердце, казалось, выскочит из груди, — Харита выбежала на место привала.
Немыслимый ужас предстал ее глазам: люди, пошатываясь, брели с разрубленными головами или сидели, потрясенно глядя на кровавые обрубки, оставшиеся от рук или ног. Многие лежали на мокрой от крови земле, уставясь в безоблачное небо, с пронзенными стрелами горлом или грудью.
Ни Аваллаха, ни Брисеиды, ни братьев она не видела. Харита с воплем кинулась на место страшной трагедии, ужас холодными пальцами стиснул ей сердце. Она бегала среди мертвых и умирающих, зовя близких срывающимся от отчаяния голосом.
Она споткнулась обо что-то и упала ничком на обезглавленное тело царской прислужницы, Илеаны. Вскочила, побежала дальше с криком:
— Мама! Мама! Где ты?!
Повозка все так же стояла возле дороги. Одна лошадь вырвалась из упряжки, другая лежала на боку, тяжело дыша, из брюха ее торчали четыре стрелы. Харита подбежала к повозке. Царица Брисеида лежала на земле рядом с задним колесом. Длинная алая полоса шла через ее горло и еще одна — по запястью руки, которой она пыталась заслониться.
Лицо Брисеиды покрывала восковая предсмертная бледность, незрячий взор устремился в голубое ничто, такое же пустое, как смотрящие в него глаза. Повсюду была кровь, много крови… Она омочила землю под головой царицы, залила кожу и порванную одежду и продолжала хлестать из ужасной раны.
— Мама, — прошептала Харита. — Ой, мама…
Брисеида повела глазами, но они оставались пустыми и затуманенными.
— Харита, — хрипло произнесла она. В уголке ее рта появились алые пузыри. — Я… не вижу тебя, Харита…
— Я здесь, мама.
— Харита… ты меня слышишь?
— Да… слышу, — сказала девушка и, наклонившись, взяла материнское лицо в ладони. — Я здесь. Мы вне опасности.
— А… другие?
— Думаю, тоже. Я не нашла отца.
— Холодно… Накрой меня, Харита…
— Сейчас… — Харита взяла из повозки дорожный плащ и укутала им мать. — Лучше?
— Я устала… — Брисеида медленно закрыла глаза, — очень устала… Обними меня…
— Нет! Не надо, пожалуйста! — Харита обхватила мать, прижалась щекой к ее лбу.