Талисман из Ла Виллетт
Шрифт:
Виктор оказался у винтовой лестницы в коридоре, провонявшем цветной капустой. При мысли о еде его снова затошнило. В полубессознательном состоянии он спустился по ступеням и вышел к кухне, где возилась служанка. Девушка схватилась за сердце.
— Как вы меня напугали…
— Предупредите вашу госпожу, что я ухожу.
Баронесса де Лагурне не захотела беседовать с гостем в присутствии подруг и увлекла его на лестничную площадку. Она припудрила лицо и выглядела почти нормально: только вялые интонации выдавали ее нездоровое пристрастие к наркотику.
— В то утро у вашего мужа было много посетителей?
— Три или четыре человека, — уклончиво ответила она.
— Я прочел в газетах, что вы отказались от вскрытия. И правильно сделали.
— Я также не желаю, чтобы полиция обыскивала дом.
— Вот это я нашел рядом с кроватью, — сказал Виктор, протягивая ей ключ. — Пожалуй, будет разумно закрыть доступ в комнату.
— Тайный кабинет… Спасибо, — прошептала она.
— Я бы хотел прийти на похороны.
— Погребение состоится завтра, в десять утра, на кладбище Монпарнас, в семейном склепе. Соберутся все верные соратники мужа, будут плакать, произносить высокопарные речи, хотя ни один не питал к нему искренне дружеских чувств. Все они безумцы, и худший из всех — Гаэтан.
— Я приду с Софи… Софи Клерсанж.
— Софи? Одна из ваших побед? Или ее сердце покорил Эдмон?
Виктору показалось, что баронесса искренне удивлена, и он откланялся, но прежде все же счел нужным уточнить:
— Это молодая дама, она интересуется «Черным единорогом».
— Буду рада снова вас увидеть, мсье. Вы не похожи на… других.
Виктор направился к стоянке фиакров. «Печально, — думал он, — что морфий оказывает на европейцев, особенно на женщин, влияние столь же пагубное, как опиум на китайцев». Неожиданно он заметил толстяка в старом коричневом костюме и потертом котелке, который неторопливо шел по тротуару, переваливаясь с ноги на ногу. Это был Исидор Гувье, флегматичный, но проницательный репортер «Пасс-парту».
— Мсье Гувье! — крикнул Виктор.
— Мсье Легри! Вот так встреча! Сколько же мы не виделись, года два? Как я рад! Что поделываете? Все сочиняете детективные истории?
— Это не я, а Жозеф Пиньо, мой приказчик.
— Он, кажется, женился, а его счастливая супруга — ваша сводная сестра.
— Как вы узнали?
— У меня есть привычка заглядывать в раздел свадебных объявлений и некрологов газеты, где я имею честь служить. А как насчет вас?
— Я вполне доволен жизнью. Выпьете со мной?
— Благодарю, но у меня свидание с дамой. Не подумайте чего такого, это задание редакции, — пояснил Гувье, кивнув на обшарпанный особняк барона де Лагурне.
Виктор принял молниеносное решение сказать полуправду.
— Какое совпадение! Я только что навестил вдову. Усопший был нашим клиентом. Кажется, он упал с лошади и ударился затылком.
— Так говорят… Хотя врачи уверены в обратном. Поговорите с ними, если не боитесь получить головную боль от их ученой тарабарщины! Я в недоумении — барон считался одним из лучших наездников… Попытайтесь что-нибудь разнюхать. Вам хорошо известен мой патрон. Когда Антонен Клюзель чует скандал, он желает получить пикантные детали. Упоминание тайного общества «Черный единорог» мгновенно повысит тираж газеты.
— Я что-то об этом слышал, но детали мне неизвестны.
— Сборище чокнутых последователей Николя Фламеля. Ищут философский камень, будь он неладен!
— Госпожа де Лагурне та еще штучка. Думаете, полиция захочет вмешаться?
— Кто знает? Судя по моим источникам, в префектуре пока не приняли никакого решения. В этом оккультном обществе состоит много влиятельных особ, так что нужно проявить деликатность. Барон был одним из трех основателей «Единорога».
— Не знал…
— Теперь делом заправляют двое, а их паства — человек двадцать крупных промышленников, мелких дворян, модных актеров, политиков, чиновников… есть даже один инвалид с Моста Искусств!
— Кто-кто?
— Академик. Вам наверняка знакомы их имена.
— А компаньоны барона вам известны?
— Председатель общества — Ришар Гаэтан.
— Кутюрье с улицы Пэ?
— Он самый. Конкурент Уорта. Оборки, воланы, перья и пайетки! Правая рука Гаэтана — звезда Зимнего цирка Франкони, [61] виртуоз прыжков и трюков, любитель экзотики. Наряжается то черкесом, то китайцем, то японцем, то марокканцем, то индусом. Его зовут Абсалон Томассен. Он исполняет фантастический номер: совершает сто оборотов, вися на проволоке.
61
Построенный в 1852 г. архитектором Хитторфом Зимний цирк вмещал до 5000 зрителей и был последним из столичных цирков, имевших постоянное здание. Виктор Франкони (1810–1897) руководил Летним и Зимним цирками Парижа.
— Великий Абсалон, — пробормотал себе под нос Виктор. — Собираетесь упомянуть в статье их имена?
— А то как же! За это мне и платят. А если на газету подадут в суд, Клюзель решит проблему.
— Очень досадно.
— Почему?
— Не самая лучшая реклама для книжной лавки «Эльзевир». Эти люди — наши постоянные клиенты.
— Ошибаетесь, Виктор, покупателей у вас станет только больше. Кстати, как продвигается ваша детективная деятельность?
— После женитьбы на Таша я остепенился.
— Браво, хороший выбор. Вы меня успокоили — я не раз опасался за вашу жизнь. Мне пора, мсье Легри. Заходите в редакцию и передайте от меня поклон жене.
Жозеф без сна лежал рядом с Айрис. Загадочные слова торговца черствым хлебом крутились в голове, как рой светлячков.
«Процесс, в котором были замешаны светские дамы, и не очень светские, и Софи Клерсанж-Мэт-как-то-там! Что за процесс? Когда он состоялся? Будь у меня дата, всего лишь дата, я бы проверил по своим записям!»
Внезапно он вспомнил, что его мать превратила сарай на улице Висконти в комнату для будущего внука, и пришел в ужас: кипы газет и журналов валялись теперь прямо на полу в подвале книжной лавки, да и на это мсье Мори не сразу согласился.
«Можно спросить у Бишонье… Нет, он будет копаться неделями… Что же делать?»
Айрис перевернулась на другой бок, стянув с Жозефа одеяло. Он встал, зажег свечу и на цыпочках отправился в кухню. Хлеб, сыр и яблоко подхлестнут его воображение.
В час ночи он вернулся под бочок к благоверной, так ничего и не решив. У него образовалась серьезная проблема: что надеть на похороны барона де Лагурне? Жозеф осторожно отвоевал у Айрис краешек одеяла и отключился. Ему снилась морская губка, представшая перед судом колосьев пшеницы и свечей в цилиндрах.