Тальниковый брод
Шрифт:
Дальше… Лиза задумалась. Всю пойманную рыбу Сергей относил тёте Маше, а та варила на всех. А сейчас… Хмыкнула.
— Что делать? А как всегда. Отнеси тёте Маше рыбу и честно признайся, что отвлёкся, а этот зверь её у тебя поел. Мы же варить её не будем. Она и поймёт, что ты правду говоришь, ведь рыбного запаха в квартире нет.
— О! Здорово! — обрадовался брат.
— Серенький, а почему ты так странно на Макина и Зайда смотрел, когда вы вернулись? — с любопытством спросила Лиза.
Сергей вдруг глубоко вздохнул.
— Девчонки, вы не представляете… Ориан-то… человек. Но Макин и Зайд — они оборотни. Честно-честно. Когда мы поднялись к дому от реки, я забежал домой — ну, с рыбой-то. А они сбоку остались. Я из подъезда выскочил, а там Джек лает! Я испугался, мотанул туда. И ничего понять не могу: Джек лает, а эти двое раздеваются. И Ориан их одежду держит. А они на четвереньки как встанут! Джек чуть не подавился! Они чуть крупней его стали!.. Настоящие волки — только маленькие…
Брат замолчал, видимо переживая потрясение заново. А Лиза погладила по голове ошеломлённую Лильку и тихонько, улыбаясь, велела:
— Лиль, рот закрой. Серенький, и что потом?
— Потом мы дом обошли. И они, пока мы шли, с Джеком играли. А он обрадовался. Лизка, ты представляешь? Он им обрадовался. Ну и что с ним играют — тоже. Потом он с нами ходил везде, пока мы чистотел собирали. Ну, мы с Орианом не собирали. А эти снова людьми стали и собирали — по запаху. Джек нас потом до тальников проводил, а дальше не пошёл, хотя Макин его звал. Лиз, а что у вас было?
Девушка медленно пересказала события вечера, и Сергей задумчиво сказал:
— Поэтому ты за меня испугалась сегодня. Из-за рейны Аталы. Ладно. Проехали. Лиза, а сегодня точно туда не пойдём?
— Не знаю. Там запаса трав на три дня. А потом либо мы туда, либо они за нами… — Лиза смолкла. Поболтать хотелось о многом, но у неё есть свои обязанности. — Всё, потом поговорим. А сейчас я побежала к деду Коле. Ему завтракать пора.
Старенький дед Коля вставать почти не мог, разве что с костылями — и то не всегда, поэтому забота кормить и лечить его легла на плечи Лизы. Утром она приносила ему завтрак, а после обеда забегала оставить горячее. И старик сам ей велел, чтобы вечером не навещала. По вечерам, чтобы помочь ему с туалетом и вообще с «санитарией», как это дело называла тётя Нина, ходили к нему соседки.
Прихватив заранее закутанную в несколько полотенец кастрюльку, Лиза вышла из квартиры. Специально надела мягкие тапочки, хоть дед и жил в соседнем подъезде. Дождь не страшен. Лишь бы не наткнуться на Вовку. Мягкие тапочки нужны, чтобы бегать тихо.
На улице Лиза встретила дядю Митю. Он сидел на скамейке, уперев локти в колени и ссутулившись перед каким-то металлическим баком, похожим на тот, в котором мама обычно кипятила постельное бельё.
— Доброе утро, дядь Мить. А это что?
— Доброе, доброе… — Сосед, кряхтя, выпрямил спину и с сомнением посмотрел на бак, будто только что увидел его. — Да вот думаю… Получится ли из него «буржуйка». У Машки в магазине таких штук десять будет. А может, у кого дома ещё найдётся. На всех должно в доме хватить — квартир-то пустующих много. А то керосину уже мало. Машка говорит — в магазине тоже заканчивается. А тут печурку сделать — и хорошо. Дерева для растопки набрали много. Жить будем. Сейчас вот Геннадий выйдет, и обмозгуем это дело — ну, с «буржуйкой» то есть.
Лиза улыбнулась: маленькая печурка — звучит хорошо. Тальника полно — значит, горячая пища у них всё-таки будет. А керосин… Им всем повезло, что их дом недалеко от садового товарищества, в котором порой не просто дощатые домики ставили, но целые избы. А в таких, пока газ не провели, издавна пользовались керогазами. Тётя Маша и запаслась керосином ещё весной, как дачные работы начались. Вспоминая о своём запасе, она крестилась и говорила истово: «Как будто толкнул меня кто заказать побольше!» Правда, от этого запаса сейчас оставались совсем крохи, но начало здешнего житья-бытья всё же прошло легче. Газа нет, электричества — тоже. Но есть тётя Маша и её запасы.
Думая обо всём сразу, Лиза быстро добежала до второго подъезда.
— Деда Коля! — весело позвала она с порога. — Доброе утро! Каша приехала!
Ответа она не ждала и, закрыв дверь, сразу пошла в комнату. Старик спал на своём диване, таком же стареньком, полулёжа на двух подушках. Думая о том, что сейчас придётся умывать его под его же ворчание, потом причёсывать и только под конец кормить, Лиза шагнула к дивану. И закрыла рот.
Как будто из тёплой квартиры вышла в осенний холод улицы. Холод был настолько ощутим, что Лиза почувствовала, как её собственная горячая кожа, разогревшаяся от утренней радости, от завтрака и небольшой пробежкой — всего лишь от одного подъезда к другому, но ведь бегом, потому что появилась надежда, которую однажды придётся открыть всем, потому что всем это нужно! — покрывается мурашками.
Она стояла в двух-трёх шагах от мёртвого старика и, чувствуя себя… странно, думала только об одном: эта обязанность перестала существовать вместе с дедом Колей, а ей почему-то всё равно. Но что хуже — она думала не о том, что старика жалко. Она думала о том, что лишний рот в их положении… «Не хочу об этом думать! Не хочу! Почему я об этом думаю?! Я не безжалостная! Я целительница, а значит, должна пожалеть его! Но почему… Я же должна быть милосердной! Я целительница!» Лиза видела себя со стороны: стоит, прижимая к животу кастрюльку, равнодушная, странно только, что слёзы бегут настоящие, не выжатые, а она всё равно продолжает думать о лишнем рте…
Холод пробрал до костей. Поневоле содрогнувшись, девушка пришла в себя. Слёзы вытерла и вышла в коридор. Постояла перед дверью к тёте Маше и постучала.
Та открыла сразу.
— Чего с утра дубасишь? — недовольно было начала она и осеклась, всмотревшись.
— Дед Коля умер, — бесстрастно сказала Лиза. Постояла, не видя никого в пелене подступающих слёз, и разрыдалась.
Пришла в себя, сидя на кровати. С удивлением обнаружила на плечах чью-то кофту, а в руках вместо кастрюльки с кашей — стакан воды. На стуле перед ней сидел Егорка, который держал в руках полотенце.