Там, где неспетая наша весна
Шрифт:
Оставался один день до встречи с однокашниками. За завтраком решили взять такси и втроем съездить на кладбище. Там купили цветы и посетили могилы ее Вовы и похороненного почти рядом однокашника Сергея Смирнова. Эти 65-летние друзья, один в феврале, другой в мае 2018 года, были в числе первых новоселов дальнего нового погоста. Теперь ему конца и края нет, до самого аэропорта тянутся кресты да российские флаги: ковид и СВО выдали здесь тысячам людей последнюю прописку. Хотя всё здесь еще казалось пустынным: не успели подняться у могил деревья, туи и кипарисовики. Над печальной землей лишь плывут облака в безбрежном океане неба да изредка пропоют реквием взлетающие авиалайнеры. Последний приют себе наши мужчины точно предугадали. Это их стихия –
На том же такси Борис и Лена вернулись домой уже без Сергея (того подвезли к Ставрополю по его же просьбе). Наутро Борис должен был поехать на праздничную встречу однокашников перед училищем (ныне там президентский кадетский корпус), планировал побывать на банкете в ресторане вечером и еще следующие полдня с друзьями и вернуться к ней на пару дней, чтобы отдохнуть на природе перед поездкой. Когда схлынула жара, Лена предложила пойти к подруге – птичнице Людмиле Набоковой за перепелками к ужину.
Они шли по дороге, которая помнила стук лошадиных копыт и дребезжание экипажей проезжающих на Кавказские воды столичных аристократов, поэтов Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, многих ссыльных декабристов, едущих после Сибири на войну, чтобы получить вольную…Параллельно рядом с ней выстроена новая широкая трасса на Ростов и Москву, а улица эта так и осталась с названием в честь Пушкина, он дважды проезжал и ходил по ней. Здесь в старину был почтовый тракт, стояла каменная полосатая стела с надписью «Санкт-Петербургъ–Тифлисъ», а за мостом луг и почтовая станция с конюшнями, баней и источником питьевой воды. Это место до сих пор зовут Почтаркой, где всем проезжающим меняли лошадей перед подъемом в гору, и станционный смотритель с супругой, провожая в неизвестность служивых путников, осеняли их вослед крестным знамением.
Лена успела по дороге рассказать о том, что в Московском прошла их с Володей регистрация брака. Он срочно приехал жениться перед ее выпуском и своим назначением на новое место службы, в Кюрдамир. А так как раньше они не могли подать заявление (он служил далеко, она еще училась на последнем курсе), то в городском ЗАГСе их не расписали бы из-за очередей. Но у его сослуживца, Вани Алымова, была подруга Людочка-парикмахерша родом из села Московского. Она договорилась с администрацией, и жених с невестой и дружками-подружками на двух «Волгах» примчались в сельский ЗАГС. Там, за коробку конфет, несколько бутылок коньяка и шампанского, они «скрепили брак своими подписЯми», – как выразилась регистраторша, что заставило Лену покраснеть и едва не провалиться сквозь пол. Ведь она слышала здесь полгода назад это слово, когда всей группой выдавали замуж однокурсницу Таю Гнедаш за «московского» парня, но тогда постеснялась подойти к женщине и поправить ей ударение. Теперь вот оно прилетело бумерангом ей за нерешительность. Лена не могла вспомнить, подсказала она женщине правильное ударение или нет на этот раз, они торопились в город (в ресторане «Нива» ждала их свадьба, там уже накрывали столы на пятьдесят персон и собирались гости, все девчонки из ее группы). Молодожены возложили цветы к памятнику Ленина, стоящему на фоне великолепного белокаменного храма, буквально в ста шагах от него. «Можно и обвенчаться заодно, – пошутил дружок жениха Коля Колпаков, – но мы ж комсомольцы!».
Обратно ехали по пыльной дороге и по сумасшедшей жаре. А в салоне было еще жарче от поцелуев. Таксист, поглядывавший на них в зеркало, сказал всем при выходе из машины:
– Никогда еще таких женихов и невест не возил, всю дорогу целовались, будто год не виделись.
А они и в самом деле почти год не виделись, роман их длился в письмах да телефонных переговорах. Когда они уже спустя много лет приехали сюда строить дачу, Лена попыталась отыскать и поблагодарить ту Людочку-парикмахершу, что помогла им с регистрацией и со свадьбой. Но фамилию ее она не помнила, и та, видимо, жила в городе (а Ваня Алымов женился на
Зато познакомилась с другой Людой на ее поэтической встрече в школе и написала о ней заметку в районную газету. Оптимистка, труженица, улыбчивая и веселая, она одна, без мужа, управлялась с птичьим подворьем (гуси, утка, куры, перепела), лихо водила автомобиль, торговала на рынке. Про таких говорят, «коня на скаку остановит…». А еще Людмила писала простые и жизнерадостные стихи, где раскрывались ее широкая натура и любящая природу щедрая душа.
Она радушно встретила их с Борисом, показала свои инкубаторы, сушилки-морозилки, «рабочий кабинет» по разделке птицы. Бориса это очень впечатлило, и он постоянно шутил, называя ее хозяйство плодово-фруктово-птицеводческим комбинатом. Люда угостила их грушами из своего сада, нарезала огромный букет оранжевых ромашек, сфоткала с ним Лену, приглашала съездить на источники и в родной сердцу хутор «неописуемой красоты».
Обратно шли по той же пушкинской дороге, она с цветами, он с сумками груш, и говорили о Люде. «Да, на таких женщинах, как Люда, село держится, – подтвердила Лена, – а одна улыбка чего стоит! Просто солнечный человек!» На них с любопытством и каким-то восторгом смотрели, остановившись на дороге, как вкопанные, местные девчушки-цыганочки, природным чутьем разгадывая пожилую пару. Наверное, тогда их цыганчата и сглазили!
Они спали на разных этажах (это она указала ему на ту же постель, когда он спросил, где ему ложиться). Чего-то испугалась, будто ей 17 лет. Но потом успокоилась. Борис очень тактичный, скромный, интеллигентен во всем. Женат второй раз, супруга моложе его лет на пять (он показывал ее фото на телефоне – милая, приятная женщина). А первый брак почему-то распался, где-то в Дубае его единственная дочь, с которой связь потеряна.
Утром рано встали (ей на рынок, ему на маршрутку), и опять та же дорога в полтора километра. Шли, говорили о чем-то. Он признался, что почти не спал всю ночь из-за событий и впечатлений за день. А ведь ему предстоял очень волнительный день: встречи, экскурсия по городу, кладбищам и вечер в ресторане. И она забеспокоилась о его здоровье, заметив еще раньше на левой руке браслет с измерителями давления, температуры и т.п. Теперь горько сожалела, что в спешке не предложила и не настояла взять с собой воду и сумку с фруктами.
И он не вернулся. Однокашник Андрей Шаронов, приехавший на встречу на своем авто из Сочи, уговорил его после ресторана, на другой день, поехать с ним обратно, а там Борис доберется сам симферопольским автобусом до Керчи, где отдыхала его жена Наташа.
Боря позвонил Лене уже на въезде в Краснодарский край, извинился, что вышла такая оказия, и поблагодарил ее за гостеприимство.
И крылья за спиной, пока она летала в ожидании его, готовясь к новой встрече, тихо опустились…
Она села и задумалась. Все, «поезд ушел, и рельсы разобрали», – как повторялась в своих рассказах Виктория Токарева. А тут еще и станцию закрыли… Хорошо это или плохо, что так ничего между ними не случилось и теперь уже не случится: ни прогулок под луной, ни долгих задушевных бесед, ни запоздалых поцелуев…Было только короткое объятие при встрече, откровенный разговор за столом да неожиданные поздние признания.
И многое осталось недосказанным и у него, и у нее. Она корила себя в том, что от избытка чувств бесцеремонно перебивала его, дополняя беседу своими подробностями, лишними, а порой интимными, которые носила в себе. А лучше бы слушала и слушала его монологи…
Но главное выяснилось то, что в пору их знакомства, в начале семидесятых, они понравились друг другу с первого взгляда, но Борис после нескольких свиданий и провожаний втроем вынужден был по жребию уступить своему товарищу, ее Володе, с которым Лена прожила почти сорок четыре года в браке и вполне счастливо. То есть ощущала себя счастливой женщиной рядом с заботливым мужем, родила ему трех дочек и имела не только пятерых внуков, а даже двухмесячную правнучку.