Там, где сердце
Шрифт:
У меня в кармане есть складной нож. Я вынимаю его, осторожно разворачиваю лезвие, и, бормоча что-то успокаивающим тоном, скольжу лезвием между кожей и веревкой, осторожно разрезая. Мне приходится постараться, и я рычу от нетерпения. Но вот веревка разрезана, собака подпрыгивает и, словно улыбаясь мне, гавкает.
— Ну, девочка. Что теперь? — я оглядываюсь, но, ясное дело, вокруг нет ничего и никого. — Хочешь поехать со мной? Правда, я не знаю, куда еду.
Она трясет головой, как будто понимает, а потом бежит к грузовику и садится рядом. Умная псина, да? У меня на заднем сиденье есть старое шерстяное одеяло. Я расстилаю его для нее и хлопаю ладонью. Она легко запрыгивает, ложится на одеяло, а морду кладет на лапы. Виляет хвостом, глядя, как я усаживаюсь на водительское сиденье.
Я оглядываюсь на нее.
— Думаю, мы теперь друзья, да? Как мне тебя называть?
Мягкая морда, большие коричневые глаза пялятся на меня.
Смотрю на GPS. Я в Юте, так что...
— Эй, подружка, как делишки? — я смеюсь над своей глупой шуткой: пою кантри собаке, а ведь мне даже не очень нравится кантри-музыка. Я счастлив, вот что. — Как насчет Юты?
Она громко гавкает, ее уши приподняты, голова наклонена вбок.
— Юта?
Еще один «гав».
Либо эта собака меня понимает, либо я сумасшедший.
Наверное, оба варианта.
— Хорошо, Юта. Привет, Юта. Меня зовут Лок. Готова ехать?
Она снова кладет голову на передние лапы, ее веки трепещут и закрываются. Думаю, она готова.
Продолжаю путь, пока не натыкаюсь на один из тех крошечных городков у шоссе, в которых есть пара закусочных, приличный мотель или что-то в этом роде, более или менее сносный супермаркет, две или три бензоколонки и торговый центр.
Уже очень поздно, но мне удается найти мотель и заплатить наличными за номер на первом этаже. Я паркуюсь перед дверью, опускаю окно для Юты, приношу ей немного воды в ведерке и даю напиться. Как только она угомонится, я зайду в номер и посплю пару часов. А утром загляну в ближайший магазин, чтобы прикупить кое-что для своей новой подружки.
«Что я делаю?» — спрашиваю я себя, проходя мимо полок с собачьими принадлежностями. Почему я беру на себя ответственность за собаку? Это глупо. Собака — последнее, что мне нужно.
Но почему-то мне кажется, что Юта — именно то, что мне нужно.
Я покупаю поводок, ошейник, мешок собачьего корма для собак крупных пород, пару мисок для еды и воды, пару галлонов воды, пару игрушек, мяч, собачьи лакомства и массажную щетку. Везу Юту обратно в мотель и украдкой завожу ее внутрь. Вообще здесь не позволено находиться домашним животным, но и проституткам нельзя, а меж тем, одну в номере по соседству я уже видел. Завожу Юту в ванную и усаживаю под душ, обещая вкусности.
К счастью, лейка душа снимается, и я могу хорошенько помыть собаку. Я ожидаю неприятностей: воя, сопротивления, каких-то причуд. Но что же славная добрая Юта? Она просто стоит там, большая и мокрая, с ухмылкой на морде, пока я снова и снова промываю бесплатным шампунем ее густой мех. Чтобы отмыть ее, уходит целая бутылка. После того, как грязь, трава и листья смыты, в шерсти Юты все еще остаются колтуны, так что я сушу ее, используя все полотенца в ванной комнате, а потом хорошенько прочесываю. После хорошего двадцатиминутного расчесывания и аккуратной работы ножницами мне удается убрать большую часть колтунов.
Ладно, я и не собираюсь быть профессиональным собачьим парикмахером, но она чистая и хорошо выглядит. Это шаг в правильном направлении, и она на сто процентов меньше похожа на бездомную.
Собака съедает две полные миски еды и выпивает уйму воды, а затем просто подходит к входной двери, садится, поворачивает голову и смотрит на меня. Клянусь, на ее морде совершенно красноречивое выражение: «Ты идешь или как?»
— Ладно, ладно, — говорю я, собирая свои вещи, — иду. Тебе нужно выйти, да?
Она снова гавкает и бьет хвостом по полу.
Я выпускаю ее, и она, выбежав наружу, несется к чахлым кустикам на пустыре по соседству. Пока я укладываю вещи, Юта бегает вокруг. В конце концов она делает свои дела — большие, и маленькие — и рысью несется обратно, чтобы усесться у задней двери грузовика.
Мне остается только изумленно таращиться на нее.
— Ты, типа, самая умная собака, да?
ГАВ!
Я смеюсь и открываю для нее дверь.
Юта забирается внутрь, но тут из соседнего номера выходит служащий мотеля.
— Она была с вами в номере?
Не вижу смысла врать, тем более что мог бы купить это место, сделав всего лишь пару телефонных звонков.
— Я мыл ее.
— У нас строго запрещено размещение домашних животных, сэр. Боюсь, придется заплатить штраф за уборку.
Через два номера от нас открывается дверь. Пожилой мужчина с обвисшим животом и в грязной сальной одежде выходит из номера, роясь в кармане. Он достает пару купюр. Женщина неопределенного возраста — мне кажется, ближе к сорока — забирает деньги. Она не прячет их ни в карман, ни в бюстгальтер, потому что у нее нет ни того, ни другого. На ней тонкий шелковый халат, наброшенный на плечи и свободно завязанный, а то, как он запахнут, оставляет для фантазии ноль целых ноль десятых процентов простора.
Я смотрю на нее, она смотрит на меня, а служащий переводит взгляд с меня на нее и обратно.
Я ухмыляюсь.
— Полагаю, насчет проституток тоже есть строгий запрет?
Женщина сверлит меня взглядом.
— Иди в пи...
— Для этого тебе придется заплатить мне, милая, — говорю я.
Она поворачивается лицом к нам обоим и позволяет халату сползти еще ниже — наверное, считая свою позу соблазнительной.
— Конечно, есть строгий запрет, — она подмигивает. — Но Рикки любит рисковать, правда, Рикки?
Я смеюсь.
— О, вот как, — я не очень вежливо пихаю Рикки плечом. — Она бесплатно оказывает вам услуги, и вы закрываете глаза на ее трюки.
— Она платит за аренду, — бормочет Рикки, потирая руку.
— Спорю, что так и есть, — я рывком открываю дверь своего грузовика. — Соответственно, и я не плачу штраф за уборку или что-то там еще.
Рикки отворачивается, его внимание сосредоточено на проститутке. Наверное, в мыслях уже рисует минет, который его ожидает.
— Нет... ничего страшного.