Там, где сердце
Шрифт:
Не помогает ни кондиционер, ни двойной кофе, ни прохладный воздух из открытых окон. К тому времени, как последний пациент покидает холл, я едва переставляю ноги. Конечно, это ничто по сравнению с шестидесятичасовой сменой в Африке с Олли, но все равно полный отстой. Даже еще фиговее, потому что скучно, нет подгоняющего шевелиться адреналина, нет опасности. Я едва двигаюсь и с трудом держу глаза открытыми.
Доползаю до своего грузовика, вручную опускаю стекла и пытаюсь завести двигатель. Он кашляет, чихает,
Я так устала и просто хочу домой. Свернуться калачиком в постели с Пепом, электронной книгой и кружкой чая.
Я делаю еще одну попытку, борясь с желанием плюнуть на все и просто расплакаться.
Наконец, старый двигатель заводится, и я выезжаю со стоянки. Находясь уже на полпути домой, вспоминаю, что продукты закончились и нужно что-нибудь купить. Так что разворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону к «Чик-фил-Драйв», чтоб прикупить такой вкусный, но такой вредный фастфуд.
И, естественно, в нескольких километрах от дома мой грузовик снова начинает «кашлять». Я поворачиваю налево, и прямо посреди перекрестка педаль газа перестает работать, а двигатель замирает. Я давлю на педаль, но ничего не происходит. Машина замирает прямо посреди перекрестка, двигатель не подает признаков жизни.
Я делаю еще несколько попыток, поворачивая ключ в замке зажигания. Вокруг сигналят.
Ничего.
Борясь со слезами, я в отчаянии ударяю по рулевому колесу.
Гудят клаксоны, люди орут и сыплют проклятьями.
Включаю нейтралку, выхожу из грузовика, и, положив одну руку на руль, а другую на дверную стойку, начинаю толкать — сильно. Но эта старая развалина весит чертову тонну, в буквальном смысле этого слова. Я изо всех сил стараюсь заставить ее двигаться, и не могу.
И хоть кто-нибудь пришел мне на помощь?
Фиг там.
Я не могу остановить слезы, мне просто хочется доехать до дома. Хочется съесть свой дурацкий чикенбургер и идиотские вкуснейшие чипсы.
И тут я чувствую, что кто-то стоит за моей спиной.
— Садись.
Голос глубокий, раскатистый и низкий, но мягкий, как бархат. Хрипловатый, мягкий, сексуальный и сильный.
Я поворачиваюсь, и передо мной стоит... бог.
Я застываю на месте, как дура.
Ростом метр девяносто точно. Дикие, ничем не связанные, длинные светлые волосы, развевающиеся на ветру, и густая спутанная борода. Он похож на божество пустыни из далекой страны. Глаза яркие, сине-зеленые — цвета моря. В уголках глаз морщинки, как будто он слишком много времени проводил на солнце.
— Я сказал: садись, милая, — он жестом указывает на сиденье.
Милая? Это приводит меня в чувство.
— Я справлюсь.
— Позади нас уже собралась пробка, а этот грузовик наверняка
Я не собираюсь уступать. Никто не называет меня милой — никто! Но он прав, и я устала. Так что послушно сажусь. Он занимает мое место, упирается руками в дверь и в руль и начинает толкать. Его напряженные мышцы бугрятся. И, Боже, мы начинаем двигаться.
Я взволнована, и это само по себе странно. Не то чтобы в Ардморе не было мужчин. Они есть, и некоторые довольно привлекательны. Крутые деревенские парни, ковбои. Не совсем в моем вкусе, конечно, но ковбои — это правда круто.
А что особенного в этом парне?
Я не знаю, и от этого раздражаюсь еще сильнее, поэтому просто сижу, сложив руки на коленях, пока он выталкивает мой грузовик с перекрестка на ближайшую парковку.
Освободив дорогу от моего заглохшего рыдвана, мой спаситель наклоняется к открытой двери и проводит рукой по волосам.
— Вот. У тебя страховка есть?
Я пожимаю плечами.
— Нет.
— Кто-то, кто мог бы приехать за тобой?
Еще одно пожатие плечами.
— Нет. Но я живу недалеко отсюда. Все будет хорошо. Спасибо.
Я беру ключи, перекидываю ремень сумки через плечо, забираю белый пакет с сэндвичем и картошкой фри, стакан с газировкой и закрываю окна и дверь.
И ухожу.
Сказав, что мне недалеко, я слегка солгала. Или не слегка: я в восьми километрах от дома, а ноги еле идут. Но я не позволю этому мистеру Совершенство отвезти себя домой. Одного его внешнего великолепия недостаточно, чтобы вот так запросто начать ему доверять.
Или доверять моим внезапно проснувшимся в его присутствии гормонам. Честно говоря, второй пункт представляется мне наибольшей проблемой.
— Я не позволю тебе идти одной через весь город. Темнеет, — говорит он, догоняя меня.
— И что?
— А то, что для одинокой женщины это небезопасно.
Я смеюсь, жестом обводя наш маленький городок.
— Оглянись вокруг, — говорю я и иду дальше. — Уверена, со мной все будет в порядке.
Он не отстает.
— Послушай.
Я останавливаюсь и разворачиваюсь лицом к нему.
— Нет, это ты послушай. Спасибо за помощь, я действительно ценю это, но все в порядке. Пожалуйста, уходи.
Он поднимает руки в жесте капитуляции.
— Хорошо, хорошо.
Он не обижен, во всяком случае, мне так кажется. Спокоен, уравновешен, словно мои слова его совершенно не задели.
Возможно, зря я так с ним. Он поступил как джентльмен.
Но в моей жизни нет места вежливым, привлекательным джентльменам.
Ни в моей жизни, ни в моем сердце… черт, кого я обманываю? У меня больше нет сердца. Я похоронила его вместе с Олли.