Там, где сердце
Шрифт:
— Эй, я просто...
— Ты не шутил, так что не пытайся подмазаться ко мне. Это может сработать с барными шлюхами — все эти мурлыканья и улыбочки. Но не со мной, нет. Так что убирайся.
— Улыбочки и мурлыканье? — он приподнимает бровь. — Тебе кажется, что я мурлыкал?
Со стоном я закрываю лицо руками.
— Господи. Ты не понял намека, да? УБИРАЙСЯ!
Он удерживает на мне долгий взгляд, и так тяжело противостоять песням Сирен в этих сине-зеленых глазах, но... Так или иначе, мне это удается.
Так или иначе.
И он выходит. Затем щелкает пальцами.
— Юта, давай, девочка. Пойдем, прогуляемся.
К счастью, собака тут же
Я смотрю, как они уходят.
Он это заслужил.
Плюс, прогнала я его еще и потому, что все эти улыбочки и мурлыканья все-таки работают на мне. Это меня бесит, выводит из себя, но одновременно смущает и вызывает легкий трепет в животе.
Дорога прямая, как стрела, на несколько добрых километров вперед, и я наблюдаю, как мужчина и собака медленно уходят прочь.
Но черт возьми.
Проклятье.
Я не могу позволить им уйти просто так. Там чертовски жарко.
— Найл, черт тебя дери, что ты делаешь? — спрашиваю я себя, заводя грузовик и следуя за ними.
Что я делаю?
Не имею ни малейшего понятия.
И ставлю все, чтоб снова потерять…
Господи, я мудак. Абсолютно полный придурок высшего разряда. Я клеился к ней. Многократно. Открыто. Нагло. И что хуже всего — грубо. Не потому, что ты добивался ее внимания. Но ты хотел этого. Кто говорит подобные слова кому-то, тем более… ей?
Я здесь, чтобы объяснить, почему я здесь, а не клеиться к ней.
Это проблема, потому как на самом деле я сам не знаю, почему нахожусь здесь.
Когда я остановился, чтобы помочь ей отогнать машину, то, естественно, понятия не имел, кто она такая. Просто маленькая женщина, пытающаяся сдвинуть огромный грузовик. Я мудак, придурок, скотина, ленивый бездельник, подлец, плейбой, ни на что не годное, испорченное, богатенькое отродье. Но я могу быть джентльменом. У меня есть некоторые смягчающие обстоятельства.
Она выглядела такой хрупкой в этих гребаных зеленых штанах и проклятом белом халате, толкая свой тридцатилетний пикап — во всяком случае, пыталась толкать, но безуспешно. Ей сигналили, но никто не помог. Движение на дороге затруднилось, если это вообще возможно в этом Мухосранске.
После того, как она недвусмысленно дала мне понять, куда я должен идти, я сделал вид, что уезжаю, потом развернулся и стал наблюдать, как она ходит туда-сюда, потягивая газировку и хрустя чипсами. С трудом переставляя ноги. Явно измученная. Так что я остановился снова возле ее машины и, заметив под ней лужу бензина, наклонился и увидел, что он капает из топливного шланга.
И, черт возьми, почему нет? В своей жизни я делал больше для себя, чем для других. Может, случайно совершив доброе дело для бедной женщины, я начну переход к своей новой жизни с чистого листа. Я не имею в виду ее бедность в финансовом плане. У нее сумка Coach (Прим.: Coach — знаменитая американская компания, специализирующаяся на производстве аксессуаров) и довольно дорогая ортопедическая обувь, предназначенная для тех, кто весь день проводит на ногах. Ухоженные накрашенные ногти, хотя она явно не из высших социальных слоев.
Да ну, брось…
Проведя достаточно времени в обществе богатых отдыхающих стерв, начинаешь разбираться, зачем девушке нужен маникюр. Скажу вам: только для одного. А если ты давно спишь с одной и той же, она будет хотеть тебя, пока ты за это платишь. Ну, не все поголовно…
Огульные обобщения оставим в прошлом для прежнего Лока — придется поставить крест на подобного рода заявлениях.
Я потираю кулаком лоб, сожалея о своем поведении. Скажу одно: ничего не могу с собой поделать, и, когда вижу чертовски сексуальную женщину, то пытаюсь оценить ее. Это укоренившаяся привычка. И, Боже, Найл Джеймс адски хороша. Не просто «хороша» или «горяча», или «сексуальна», а поистине великолепна.
Одри Хепберн. Рита Хейворт. Вивьен Ли. Мэрилин Монро. Вот настолько великолепна.
В халате, с темными кругами под глазами, валящаяся с ног от усталости, но, несмотря на это, все еще изображающая из себя бульдозер — она была сногсшибательна. Густые темные волосы, завивающиеся естественными спиралями, собранные заколкой на одну сторону. Никакого макияжа, широкие штаны… но я не мог отвести взгляда.
И теперь, в доме. Как она открыла дверь? Трахните меня семеро, у меня чуть не случился сердечный приступ. Мгновенный приапизм. (Прим.: приапизм — длительная, обычно болезненная эрекция, не связанная с половым возбуждением). Меня до сих пор штормит и не отпускает увиденное: тонкая старая выцветшая футболка защитного цвета — настолько короткая, что ее длина заканчивалась в миллиметре от сливочных бедер, между которых мне захотелось похоронить свое лицо. И это называется футболкой? Иисусе. Тонкая и прозрачная — Боже, восхитительно прозрачная — ровно настолько, чтобы я мог почти-но-не-совсем различить темные ареолы ее сосков размером с серебряный доллар. Грудь третьего размера, как я подозреваю. Большая, немного больше ладони, но у меня большие руки. Округлая, упругая, тугая. А когда она развернулась и побежала в свою спальню? Тоненькая короткая футболка задралась, открывая моему взору эту задницу. Задница этой женщины сделала мой день — я имею в виду, в самом лучшем смысле. Сочная, сердцевидная, плотная и идеально выпуклая. Так и тянет шлепнуть. Бледно-сливочная кожа — она вся такая — но эта задница… о, Боже. Я мог бы легонько шлепнуть по ней, и она стала бы прекрасно розовой, а шлепни посильнее — и она спружинит. Без макияжа, кучерявые волосы спутаны, словно крысиное гнездо — кучерявое, запутанное, с отверстием для ее лица. Смущенное выражение. Эти скулы, эти щеки. А эти губы? Пухлые, манящие укусить и поцеловать. Шея словно выточена из слоновой кости. Длинные трепещущие ресницы. А потом она выходит из этой дерьмовой части дома, называемой спальней, одетая в добытые там шорты и тонкую рубашку, небрежно расстегнутую. Волосы причесаны и завиваются, демонстрируя естественность локонов. На лице макияж.
Я увидел свое будущее, промелькнувшее перед глазами.
Мне доводилось видеть прошлое, проносившееся перед моими глазами в виде киноленты со всеми глупыми, удивительными, безумными, идиотскими, дерзкими, невероятными приключениями, которые я прошел в своей жизни. Но, учитывая, сколько раз я обманывал смерть, перед моими глазами никогда не проносилось будущее.
И это…
Это чертовски пугает.
Я почувствовал облегчение, когда она выпихнула меня из своего грузовика. Потому что, да, она идеально сложена и классически красива. На сто процентов утонченная, элегантная красота, если изысканность и элегантность — это облегающие совершенную задницу шорты, длинные ровно настолько, чтобы не казаться короткими. Она — совершенство в женском обличье, а я, доложу вам, эксперт в этом вопросе. Но что действительно меня заводит, так это ее язык. Едкий, огрызающийся — она не считается ни с каким дерьмом вообще — бесстрашный, решительный, немного вульгарный. Она отплатила мне моей же бесцеремонностью, вполне заслуженно вышвырнув меня из своего грузовика.
Я чешу Юту между ушей, а она смотрит на меня, высунув язык, и совершенно беззаботно бежит вприпрыжку рядом.
— Я совсем все испортил, да, девочка?
Гав!
— Да, думаю, мы оба знаем, что я облажался! Но эта лажа — высшего разряда.
Гав!
— Что бы я изменил? Все. Остался с другой стороны двери. Кто входит в чужой дом без приглашения? Особенно, когда она явно только проснулась и, в придачу, полуголая.
Я запускаю руки в волосы, испытывая к самому себе сильнейшую злость.