Там, где тебя ждут
Шрифт:
– Ну, это дело…
– Разве не мог позвонить и сказать, почему ты не появишься в Бруклине? Разве не мог быть чуть более откровенен в единственном сообщении, которое соблаговолил оставить на телефоне твоей сестры? Разве не мог объяснить нам все заранее?
«Вот, – подумал он, – берущий за душу голос, за который готовы платить любители киноискусства».
– Дэниел, это же день рождения твоего отца. Он уже тщедушный старик и надеялся увидеть тебя вчера. Я понимаю, что у вас сложная история взаимоотношений, но он не заслужил этого. Совсем не заслужил.
Возмущенное молчание протянулось
– Прости, – удрученно произнес Дэниел, – ты права. Мне следовало позвонить тебе. Не представляю, о чем я думал. Трудно объяснить, но отчасти я удивлен, так же как ты, что оказался…
– Речь идет еще о ком-то?
– Что?
– Кого ты еще видел?
– Клодетт… Это смехотворно.
– Неужели?
– Точно.
– А разве ты никогда не делал ничего подобного?
Он вздохнул.
– Признаю, что мои достижения в этой области далеки от совершенства, но, брось, ты же знаешь, что я не поступил бы так с тобой. Разве мог я вообще подумать о ком-то другом?
– Я не знаю, – фыркнув, ответила она.
– Брось, я не такой человек. – Ему хотелось сказать: «Уж не путаешь ли ты меня со своим бывшим?» – но он понял, что сейчас это неуместно, поэтому предпочел продолжить терпеливо убеждать ее в своей верности:
– Любимая, я клянусь тебе, что ты зря сомневаешься во мне.
– Клянись жизнью.
– Клянусь.
– И жизнью детей.
Он улыбнулся, сознавая, что она не видит его. Ему нравился ее настрой на мелодраму, ее неукротимая страсть.
– Клянусь жизнью детей.
– Ладно, – медленно и выразительно продолжила она, – знай, Дэниел Салливан: если я обнаружу, что ты обманываешь меня…
– Я не обманываю.
– …то я отрежу тебе яйца.
– Ладно.
– Сначала одно, а потом другое.
– Впечатляет, – он невольно издал нервный смешок. – Благодарю тебя, жена моя, за это на редкость яркое и точное описание. – Он увернулся от мужчины, ведущего на поводках не меньше пяти собак, и отступил в сторону, попав ногой в сточный желоб.
– Итак, чем вы там, ребята, сегодня занимались? – спросил он, пытаясь вернуть разговор в нормальное русло. – Придумали что-нибудь особенное?
– А как же, – интригующе ответила Клодетт, – помнишь, я говорила тебе, что хочу попытаться соорудить лебедку? Я реализовала свою задумку…
– Что-что? – Он подумал, что ослышался.
– Лебедку. Я реализовала…
– Ты сказала «лебедка»?
– Да, да, именно лебедка. Мы же говорили об этом на прошлой неделе.
– Говорили?..
– В тот вечер, когда сидели у колодца. С бутылочкой вина. Помнишь?
– Э-э… – Дэниел мысленно вернулся в недавний вечер у колодца, припоминая, что, показывая на амбар, она говорила о каких-то железяках и воротах [53] , но реально вспомнил только то, как пытался ласкать ее в темноте. – М-да, вроде бы.
– В общем, мне удалось раздобыть хорошую веревку, достаточно крепкую, чтобы выдержать обоих детей, я имею в виду, но…
– Погоди секунду. То есть… неужели ты думала о вороте?.. – Мысли Дэниела с трудом продвигались в нужном направлении. Он понимал, что ее отчасти преувеличенная и барочно изысканная родительская забота является просто сублимацией ее творческих порывов. Таким образом она освобождалась от всей той энергии, которую когда-то выплескивала, создавая новаторские фильмы. Ей необходимо, резонно рассудил он, куда-то девать весь свой огненный, искристый запал. Но он считал недопустимым воздушные перелеты его детей с помощью самодельной лебедки.
53
Ворот – простейший механизм, предназначенный для создания тягового усилия на канате (тросе, веревке). В более широком смысле воротом называют рычаг (для создания крутящего момента), совершающий при работе полный оборот.
– Не уверен, что это совершенно безопасно.
– Я не сомневалась, что ты так и скажешь, – парировала она. – Именно поэтому мы воспользовались твоим отсутствием. Еще они захотели поставить одну пьесу, знаешь ли, к твоему возвращению. Марита сделала для Кэлвина костюм единорога и…
– А есть ли хоть какой-то шанс, что действие пьесы будет происходить на твердой поверхности? К тому же, когда я вернусь, мы сможем обсудить и качества этой самой лебедки.
– И когда это будет?
– Когда будет что?
– Когда ты вернешься? – вздохнув, уточнила она.
– На следующей неделе, как планировалось. Но сейчас, когда ты упомянула об этом, я подумал…
Он замедлил шаги перед гастрономом. На прилавке высились ровные яркие пирамиды апельсинов, персиков и нектаринов. Для разрушения этой гармоничной структуры он мог бы просто извлечь один-единственный фрукт. Он представил себе, что эти фруктовые шары, как резиновые мячики, скачут вокруг ног по сточному желобу.
– О чем ты подумал? – не выдержала Клодетт.
– Что, если мне придется… – он отвернулся от витрины гастронома, подавив острое желание устроить хаос, – задержаться на денек-другой? Может, и не придется, пока неизвестно. Просто вдруг появится такой вариант? Вы нормально переживете небольшую задержку? Я понимаю, это подразумевает, что тебе придется немного дольше справляться одной с детьми, но зато у вас будет больше времени для репетиций буффонады с единорогом, и вам не будет…
– Ты подумываешь провести больше времени с родней?
– Гм-м, – задумчиво произнес он, – не совсем.
– Не понимаю, – подозрительно сказала Клодетт. – Где ты собираешься задержаться на эту пару дней?
– Дело в том, что… – начал он, понимая, что это бессознательное решение, понимая, что именно в этот момент оно пытается заявить о себе, навязываясь ему самому, понимая, что сама жизнь вынуждает к этому, или, вернее, его прошлая жизнь. – Дело в том, что… – повторил он, – мне, видимо, понадобится кое-что выяснить. Просто разобраться в одном совсем небольшом дельце. Уже после возвращения. С папой я, конечно, увижусь, но сейчас мне просто пришло в голову, что я мог бы поменять билет и на обратном пути заехать в Лондон. Мне может понадобиться лишний денек или около того, поскольку дело невелико, но мне надо бы выяснить один важный момент. Мне хотелось заранее обговорить такой вариант с тобой. Всего пара дней. От силы три дня. Трудно сказать наверняка.