Там, где ты
Шрифт:
Вот только тогда все было по-другому. Стерильная операционная, опытные коллеги рядом и, главное, пациент в отключке. Самое главное – она мне никто. Этот факт не избавляет от страха, от ответственности за результат и прочего, но избавляет от боли. Именно поэтому врачи редко лечат родственников. Но какой у меня выход.
Иглу, вернее ее подобие я соорудила еще в начале своей «практики». Тестировала на куриных тушках – не на много хуже той, что у докторов 21 века и уж точно лучше, чем ничего.
— Не бойся, — тихо сказал он, — У меня бывало и похуже этой ерунды.
Насчет второго я не сомневалась –
Приказав себе не думать об этом, я еще раз продезинфицировала инструменты и кожу вокруг раны.
— Несомненно. Но ты почему-то стремишься получить еще, причем не в бою, а по глупости, — я вдела нить в иглу.
— Если не упражняться, владеть мечом не научиться.
— Ага, но это можно делать так, чтоб не калечить друг друга. Иначе вы просто не доживете до необходимости применять навыки.
— Это случайность – излишне увлеклись.
— Что, так боишься, что проснулось благоразумие?
— Я ничего не боюсь.
— Проверим.
Я работала не более пяти минут. Но длились они будто пять часов, или дней. Стас стоически вытерпел мои неумелые манипуляции, не издав ни звука.
— Умница, — прошептала я, и коснулась губами его щеки. Туго перемотав плечо, прошла к «тайнику» с драгоценным блистером. Выдавив таблетку, плеснула в плошку воды.
— Выпей, — не спрашивая, он послушно съел таблетку. Запив водой, отставил плошку и притянул меня к себе. Несколько минут мы просто стояли обнявшись в тишине.
— Я солгал тебе, — прошептал он, — Кое-чего все же боюсь. Я боюсь потерять тебя.
Кое-что я могла сказать ему. И внезапно я осознала, что это единственное, что на самом деле важно.
— Я тоже, — куда-то в область его ключицы прошептала я.
За день до Праздника Перуна мы, кажется, приготовили больше еды, чем за предыдущую неделю. Само празднество должно было начаться на рассвете, а до места проведения – собственно Лысой горы, предстояло еще доехать. Перед этим нужно было хоть немного отдохнуть и принарядиться. Сходство с «ночью у плиты» перед праздником в моем родном времени обостряло тоску по дому. Но предаться ей я смогла лишь ночью, когда не смотря на то, как я набегалась за день, спать не хотелось совершенно. Я сидела на подоконнике, вернее на том месте, где его расположат несколько веков спустя и глядела на звезды. Внезапно я ощутила жаркое дуновение причем не с улицы. Инстинктивно обернувшись, я застыла. Напротив, всего в паре шагов парило облако.
По крайней мере, так я идентифицировала явление, до того, как оно начало меняться. Словно передо мной оказалось окно, в которое я увидела….
— Мама! – я свалилась на колени, на миг зажмурившись, в страхе что это только кажется.
Но нет. Лица Кати и мамы были прямо напротив, позади я разглядела какую-то комнату.
— Элиночка, — мамин голос прозвучал отчетливо, словно она была здесь, — дочка, слава Богу.
— Мама…. Но как вы…, — я протянула руку, попытавшись коснуться ее, но рука наткнулась лишь на воздух.
— Я ведь говорила – то, во что ты не веришь не обязательно невозможно, — всхлипнула Катя.
— Ты говорила не так, — всхлипнула я вспомнив тот день,
— Времени мало, дочка, — проговорила мама, — слушай: мы нашли тебя и сумеем найти способ исправить случившееся и вернуть тебя домой. Просто держись, будь осторожна, не привлекай внимание.
— Мам, — бестолково пролепетала я.
— Не плачь, — она машинально протянула руку, но конечно не смогла меня коснуться, — не плачь, мы сможем тебя вернуть, дочка. Скажи, как ты?
— Я в порядке, — торопливо начала я, — Меня вроде бы ни в чем особо не подозревают. Но есть еще кое что…
Я запнулась. Так хотелось рассказать им о Стасе.
— Что? Тебе что-то угрожает?
— Я влюбилась, мам, — всхлипнула я, — В одного из местных. И я не знаю, как…. Я не… не смогу.
— И он тоже в тебя влюблен, — я могла бы поклясться, что это был не вопрос.
— Что мне делать, мама? – прозвучало очень по-детски.
— Слушать свое сердце, дочка. Оно приведет тебя домой, — изображение начало таять.
— Постойте!
Но облако или что там это было, бесследно исчезло. Вытерев слезы, я забралась в кровать. Я жалела, что не успела столько сказать им, но в то же время меня переполняла эйфорическая радость, ведь я будто бы вновь побывала дома.
От вида крови, хлеставшей из того места, где до взмаха меча была голова быка меня едва не стошнило. Или я едва не упала в обморок? Или и то, и другое? Сил идентифицировать свое состояние у меня не имелось – все они ушли на то, чтоб устоять на ногах. А начиналось ведь все великолепно. Отдать дань уважения Верховному богу собрались все роды будущей Руси.
Я впервые увидела самого князя Ратибора. На вид ему было лет сорок, а в реальности могло быть и на десяток меньше. Довольно рослый, лишь на пару сантиметров ниже Стаса. Русые волосы, чуть подернутые сединой, заплетены в косу. Серые глаза, шрам на правой щеке, губ и подбородка не разглядеть из-за густой бороды, опускавшейся почти на грудь мужчины. А вернее почти на живот, ибо тот находился как раз на уровне груди. Князь стал первым мужчиной со столь очевидным лишним весом, которого я встретила здесь. Сходство с современными политиками было столь очевидным, что при взгляде на него мне приходилось сдерживать улыбку. Одет князь в бордовую вышитую сорочку и серые полотняные штаны, подпоясанные кожаным ремнем, скрывавшимся где-то под животом. В общем, внешность правителя соответствовала словам Стаса. Подле правителя находились четыре его жены. Когда я узнала об этом от Веры, то весьма удивилась, ведь многоженство вроде бы не было принято на Руси. Что ж еще один затерявшийся во времени элемент. Совсем как я.
Жены князя до смешного были разными по возрасту. Самая старшая, очевидно, его ровесница, младшей же, было максимум семнадцать лет, и срок ее беременности был уже таким что, будь мы в 21 веке, она б не потащилась, пусть и в повозке, в подобную даль.
Подумав о том, с каких пор «далью» стали для меня максимум двадцать-двадцать пять километров пути, я усмехнулась. Будущий Киевский князь Владислав был точной копией отца только моложе. Он восседал по правую руку от Ратибора со скучающим видом. Неужто ему прискучили обрядовые песнопения, пусть те и длились уже часа три? Или, возможно, ему хотелось скорее перейти к боям и трапезе?