Там, где умирают корабли
Шрифт:
Индикаторы состояния скафандра светились красным, все ресурсы были исчерпаны. Только на индикаторах готовности вспомогательного оборудования горели два зеленых огонька. Дорн взглянул в глаза своего противника, устало улыбнулся и надавил подбородком на нужный сенсорный контакт, сказав при этом:
— Прощай, волосатая задница! Возможно, этот штопор как раз по твоей дыре, примерь его!
Раздался пронзительный визг дрели. Сверло длиной в восемь дюймов легко пронзило ржавую обшивку робота и вошло прямо в грудь начальника смены. Кастор кричал и метался из стороны в сторону, горячий металл рвал его тело, но Дорн не выключал инструмент. Только когда глаза Кастора померкли и он безжизненно распластался в своем последнем пристанище, юноша отключил свое оружие возмездия и сразу же потерял сознание.
Он пришел в себя только потому, что ему в самое ухо орал сигнал аварии. Кастор по-прежнему прижимал Дорна к палубе, невидящим взглядом уставившись в какую-то точку у него над головой. Юноша подсунул руки под остов робота-грузчика, напрягся и почувствовал, что скафандр по-прежнему обеспечивает усиление. Робот-грузчик с грохотом откатился от Дорна.
Компьютер скафандра отметил, что человек пришел в себя. В гермошлеме на экране дисплея появилась бегущая строка; одновременно в шлемофонах зазвучало звуковое сопровождение:
— У вас глубокое проникающее ранение в левой нижней части спины. По данным экспресс-зондирования, повреждений внутренних органов нет, но вы потеряли много крови. Вам необходима срочная медицинская помощь. У вас глубокое…
Дорн отключил звуковое сопровождение, заставил себя повернуться на бок и при этом почувствовал, как что-то упало у него со спины и загремело по палубе. Чертов лом! Он упал на собственный лом, и его короткий конец пробил дыру в оболочке скафандра. Все это было бы смешно, когда бы не было так глупо.
Дорн встал, преодолевая головокружение, грозившее снова бросить его на пол, отключил блокировки разгерметизации и нажал на кнопку замка скафандра. Изодранная оболочка распахнулась с ужасным скрежетом. Юноша полувышел, полувыполз из него и упал на колени. Боль была такой сильной, что его затошнило. Он не мог видеть своей раны, да и не хотел этого; главное сейчас было добраться туда, где ему смогут помочь.
Дорн оттолкнулся от палубы и постарался просто утвердиться в вертикальном положении. Через минуту-другую головокружение вроде бы стало слабее. Казалось, что он никогда не дойдет до главной палубы. Переборки, решетки и лампы в коридорах ползли мимо со скоростью черепахи.
Наконец, борясь с океаном боли, юноша добрел до лифта. С его помощью дорога наверх была сравнительно легкой. Ночной воздух, наполненный свежестью и запахом моря, прибавил сил Дорну. Выписывая ногами немыслимые петли, словно пьяный шкипер, он добрался до правого борта и сел на палубу. Невероятным усилием юноша повернулся на живот, опустил ноги в ячейки погрузочной сети и начал трудный спуск с корабля.
Дорн проделал третью часть спуска, когда вновь накатилось головокружение; руки разжались сами собой, и он полетел в воду. Юноша почувствовал удар, почувствовал, как усилилась боль, когда морская вода попала в рану, и отчужденно подумал: правду ли говорят о рыбе-игле? Действительно эти рыбы знают, когда кто-то умирает, и поселяются в нем? Он знал, что должен быть осторожен, но у него не было на это сил. Темнота манила, и Дорн погрузился в нее, а море лениво понесло его к берегу.
20
Думай, о чем просишь: а что, если дадут!
ПЛАНЕТА НОВАЯ НАДЕЖДА
Ари проснулась от запаха рвоты и поноса. Их пытались перебить каким-то дезинфектантом с ароматом лимона, но безрезультатно. Запах был ужасен, но еще хуже было знать, что она, никогда не знавшая ни одной болезни, кроме насморка, вдруг стала жертвой какого-то микроба, а если точнее, чумного штамма эн-эн 7462-5. Ари помнила, как на Бирже труда Кено у нее вдруг закружилась голова и как после этого ей становилось все хуже и хуже. Ночью ее отвезли в больницу. Когда это было? Неделю назад или месяц? Она не могла точно сказать. Ей казалось, что эта палата уже давным-давно стала ее вселенной, ее, так сказать, ареалом обитания.
Когда у нее появлялось редкое желание оглядывать свою обитель, она видела сто семьдесят девять грязноватых облицовочных плиток на потолке, потеки цемента на том месте, где была сто восьмидесятая, да пол, залитый светом настенных ламп. И это была одна из лучших палат в больнице; по сравнению с теми набитыми людьми бараками, которые были всего в пятидесяти ярдах, здесь уровень комфорта и обслуживания был поистине королевским.
Скрипнула дверь. Ари знала, кто это пришел. Благодаря тому, что рабочая сила на Новой Надежде была дешевле грязи, те счастливицы, которые могли занимать отдельную палату, получали право и на круглосуточную сиделку. Точнее говоря, на двух, поскольку одна дежурила днем, а другая ночью. Поскольку в вентиляционном колодце было темно, значит, это была Роза, весьма добросердечная женщина, которая своей жизнерадостностью доводила Ари до умоисступления. Ари услышала ее голос:
— Буэнос ночес! Как мы себя чувствуем? Лучше, гораздо лучше! Роза никогда не ошибается.
Ари уже привыкла к ее бесхитростной манере приветствовать пациентов и спокойно ждала, пока Роза появится в поле зрения. Она была полная, у нее были черные волосы и такие же глаза. Истинным ее украшением были великолепные зубы: когда Роза улыбалась, они вспыхивали жемчужным блеском. Вот и сейчас ночная сиделка улыбнулась Ари:
— Скоро ужин!
Ари, которая давно уже при всяком упоминании о пище не испытывала ничего, кроме приступов тошноты, вдруг почувствовала, как у нее заурчало в желудке. Она была голодна! Хороший признак. Опираясь на локоть, Ари приподнялась в постели:
— Ужин — это хорошо! Помоги мне встать, Роза.
Роза благожелательно кивнула и протянула свою весьма крепкую руку. Держась за нее, Ари подтянулась к краю кровати и села, свесив ноги. Она уже пыталась вставать с постели, но сегодня впервые почувствовала, что ей хочетсявстать, и в этом тоже было что-то особое.
Гладкий бетонный пол холодил ноги. Ари отпустила руку сиделки и проковыляла в ванную. Дверь была открыта, и на ней висело зеркало в половину человеческого роста. Ари пошевелила плечами, и ночная рубашка опустилась у ее ног. То, что она увидела, шокировало ее. Она и всегда-то была худощавая, а сейчас остались только кожа да кости. Груди почти исчезли, рельефный рисунок ребер сбегал к осиной талии. Только глаза стали еще больше. Они настороженно смотрели из глубоких глазниц. Вот и все, что могло показать ей зеркало, но Ари и на это было страшно смотреть.
Душ приятно освежил ее, а ужин придал сил и бодрости. Были поданы мясо, овощи и рис. Ари съела по две порции каждого блюда, сыто рыгнула и потребовала, чтобы ей принесли одежду. Роза, с одной стороны, гордая таким стремительным выздоровлением своего пациента, с другой стороны, боялась того, что скажет на это доктор. Она принялась тянуть время. Эта тактика оправдала себя: доктор явился раньше, чем иссякло терпение Ари.
Как почти все врачи в Оро, он был молод: век тех докторов, которые брались лечить от чумы бедняков, был недолог. У него была не по возрасту обширная лысина, нос крючком и усталые глаза, которые оживились, когда он увидел свою пациентку на ногах. Руки врача были теплыми, стетоскоп — холодным. Судя по всему, осмотр удовлетворил его: