Там, где в дымке холмы
Шрифт:
– Но почему она рассказывает подобные истории?
– Почему? – Сатико пожала плечами. – Детям такое нравится. Когда сами станете матерью, Эцуко, вам придется к этому привыкать.
– Вы уверены, что она сегодня ни с кем не была?
– Совершенно уверена. Свою дочку я достаточно хорошо изучила.
Мы помолчали. В воздухе над нами звенели комары. Сатико зевнула, прикрыв рот ладонью:
– Так вот, Эцуко, очень скоро я уезжаю в Америку. Вас как будто это не очень удивляет.
– Даже очень.
– Трудности?
– То есть переезд в другую страну, где другой язык, незнакомые обычаи.
– Понимаю, чем вы обеспокоены, Эцуко. Но право же, я не думаю, что мне есть о чем очень уж волноваться. Я, знаете ли, столько наслышана об Америке, что совсем чужой эта страна для меня не будет. А что до языка, то я уже более или менее на нем говорю. Мы с Фрэнком-сан всегда говорим по-английски. Стоит мне немного побыть в Америке, я заговорю как американка. Право же, не вижу никаких причин для беспокойства. Знаю, что справлюсь.
Я слегка поклонилась, но промолчала. Двое котят потихоньку стали пробираться в ту сторону, где сидела Сатико. Она понаблюдала за ними, потом рассмеялась:
– Ну конечно. Иногда я и сама гадаю, как все обернется. Но, право же, – она мне улыбнулась, – я знаю, что справлюсь.
– Я, собственно, Марико имела в виду. Что будет с ней?
– Марико? О, ей будет чудесно. Вы же знаете, дети есть дети. Им гораздо легче освоиться в новой обстановке, разве нет?
– И все-таки для нее это будет громадная перемена. Она готова к этому?
– Право же, Эцуко, – раздраженно выдохнула Сатико, – неужели вы считаете, что я об этом не подумала? Неужели предположили, что я решусь покинуть страну, не обдумав самым тщательным образом вопрос о благополучии моей дочери?
– Конечно же, – ответила я, – вы самым тщательным образом его обдумали.
– Благополучие моей дочери, Эцуко, для меня важнее всего. Я никогда бы не приняла решения, которое поставило бы под удар будущее моей дочери. Я всесторонне все обдумала и обсудила с Фрэнком. Уверяю вас, у Марико все будет замечательно. Не возникнет никаких проблем.
– Но что будет с ее образованием?
Сатико снова рассмеялась:
– Эцуко, я не собираюсь отправляться в джунгли. В Америке есть и такие заведения, как школы. И вы должны понять, что моя дочь – очень способная. Ее отец был образованным человеком, а родственники с моей стороны тоже принадлежали к высшим кругам общества. Не следует думать, Эцуко, только потому, что вы видите мою дочь в… нынешней обстановке, будто она из простонародья.
– Конечно же нет. Я ни на минуту…
– Она очень способная. Вы не видели ее такой, какая она на самом деле. В подобной обстановке от ребенка и нельзя ждать ничего иного: порой он будет выглядеть несколько неуклюже. Но если бы вы увидели ее, когда мы жили в доме у моего дядюшки, вы бы обнаружили в ней ее истинные качества. Если к ней обращался взрослый, она отвечала четко и разумно – не хихикала и не увертывалась, как поступают другие дети. И уж точно не дурачилась, как бывает сейчас. Ходила в школу и дружила с лучшими из детей. Мы наняли ей частного учителя, и он очень ее хвалил. Просто поразительно, как быстро она начала наверстывать.
– Наверстывать?
– Видите ли, – Сатико повела плечом, – к несчастью, учебу Марико время от времени приходилось прерывать. То одно, то другое, да и переезжать нам приходилось часто. Но эти тяжелые времена мы сумели пережить, Эцуко. Если бы не война, если бы мой муж был сейчас жив, Марико получила бы воспитание, приличествующее семье с нашим положением.
– Да, – согласилась я. – Разумеется.
Вероятно, Сатико уловила что-то в моей интонации: она впилась в меня глазами, а когда заговорила снова, голос ее напрягся.
– Мне вовсе не нужно было уезжать из Токио, Эцуко. Но я это сделала, ради Марико. Я пошла на все, чтобы жить в доме у дядюшки: я думала, для Марико это будет лучше всего. Мне вовсе этого не требовалось, никакой нужды уезжать из Токио у меня не было.
Я наклонила голову. Сатико, ненадолго задержав на мне взгляд, отвернулась и стала смотреть через раздвинутую перегородку в темноту.
– Но вы уже не у дядюшки, – сказала я. – А сейчас собираетесь покинуть и Японию.
Сатико бросила на меня гневный взгляд:
– С какой стати вы так со мной разговариваете, Эцуко? Почему бы вам просто не пожелать мне добра? Только потому, что завидуете?
– Но я желаю вам только добра. И уверяю вас, я…
– Марико в Америке будет прекрасно, почему вы этому не желаете верить? Для всякого ребенка это куда более подходящее место. И у нее там будет гораздо больше возможностей, для женщины жизнь в Америке гораздо лучше.
– Поверьте, я за вас очень радуюсь. Что до меня самой, я счастлива тем, что у меня есть, как нельзя больше. У Дзиро дела на работе идут хорошо, и скоро у нас будет ребенок – как раз тогда, когда мы этого хотели…
– Она может заняться бизнесом – или даже стать киноактрисой. Такова уж Америка, Эцуко, там многое возможно. Фрэнк говорит, что я тоже смогу пойти в бизнес. Это там вполне осуществимо.
– Не сомневаюсь. Что касается меня лично, то я счастлива там, где нахожусь.
Сатико следила за двумя котятами, царапавшими татами возле ее ног. Мы помолчали.
– Мне пора домой, – проговорила я. – Обо мне начнут беспокоиться. – Я поднялась с места, но Сатико не отрывала глаз от котят. – Вы когда уезжаете? – спросила я.