Там, где живут ангелы

Янова Екатерина

Следующие сутки снова как в бреду. Почти все на себя берет Палыч. Баба Авдотья настаивает на похоронах в ее родной деревне. Это логично. Там похоронена мать Милы и другая родня. Теперь там место моей девочки. В голове это не укладывается. Что ей там делать? Зачем?

Палыч заставляет меня выпить какую-то таблетку. Наверное, поэтому я реагирую так отстраненно. Наблюдаю за всем, как со стороны. Гроб. Красивый. Из светлого дерева, покрытый лаком. Зачем? К чему он? Да. Для Милы. В нем будет похоронена моя единственная любовь. Ее закопают в землю, и она будет гнить. А я буду гнить здесь. Без нее. Буду ходить по земле одиноким мертвецом. Бездушным зомби. Потому что душа

моя умерла вместе с ней.

Сейчас мы в деревенском доме. Вокруг незнакомые люди. Они идут и идут. Несут красные гвоздики и траурные венки. Ненавижу их. Зачем они несут все это? Моей девочке это не нужно. Она сама как самый прекрасный невинный цветок. Все эти черные ленты ей не к лицу. Но деревенские жители все равно идут и несут эту гадость. Все хотят посмотреть на мертвую ведьму. Все восхищаются. Мила прекрасна в белом платье, среди цветов. Такая наша свадьба. Вместо вальса похоронный плач деревенских старух и гроб вместо брачного ложа. Неискренние причитания чужих теток бесят. Что за дурацкая мода так завывать? Они ведь не знали ее, не любили. Зачем так выть? Хочется подойти и заткнуть этих дур, выгнать всех на хрен. Но я не двигаюсь. Я сижу в углу откуда мне прекрасно видно мою девочку. Всю в белом среди белых цветов. Розы и белые лилии. Почему я не дарил цветов ей раньше? Ах, да. Думал, успею. Думал, весь мир ей подарю. И не успел. Ничего не успел. Вот хоть сейчас подарю цветы, они украсят ее могилу.

Мила такая красивая, только бледная очень. Я не хочу запоминать ее такой. Я хочу, чтобы в моей памяти она осталась другой. Румяной, веселой, смеющейся. Как тогда, на карусели. Смех и яркая улыбка. Почему ее жизнь оказалась таким же ярким и быстрым полетом? Ах, да! Потому что я ее погубил. Ангелам не место на земле, ангелам место на небе.

Ко мне подходит баба Авдотья.

– Похороны завтра утром. Уже все готово. Могила вырыта, обед в столовой заказан. Пойди, поспи немного. Я с ней посижу.

Какая могила, о чем она? Ах, да. Могила для моей девочки. Не могу думать, что завтра ее опустят в холодную землю, закидают сырой землей. Не могу. Почему так? Как она там будет одна? Ей будет темно и страшно. Она же любит свет, солнце. Она сама, как солнце. В груди болит так, что не вздохнуть. А баба Авдотья все стоит надо мной, как будто чего-то ждет.

– Ты меня ненавидишь? Ты ведь должна, - с трудом выдыхаю я.

– Не больше, чем ты сам ненавидишь себя, - тихо отвечает старуха. И я понимаю, что она права. Я сам себе никогда не прощу. Это моя вина и мне с этой виной жить. Прости меня, моя девочка, прости. Кажется, у меня катятся слезы. Не хочу, чтобы это видели деревенские курицы, которых здесь полно, которые шушукаются по углам и смотрят с любопытством на "мужика из города, к которому девчонка убежала».

Ухожу в другую комнату. Ту, в которой все началось. Ложусь на кровать, где провел столько времени, когда выздоравливал. А Мила всегда была рядом. Опускаю голову на подушку и сам не понимаю, как засыпаю.

Лежу все на той же кровати. В глаза светит солнце. Кто-то сегодня не задернул занавеску. Встаю, чтобы сделать это самому. Подхожу к окну, вижу Милу. Она играет с собакой во дворе, ее рыжие волосы блестят на солнце. Вдруг она замечает меня, сразу становится серьезной. Медленно подходит к окну. Смотрит печально. А я на нее. Снова глаза в глаза. Прикладывает руку к стеклу, я прикладываю свою в ответ. Столько хочу сказать ей, но почему-то боюсь нарушить эту звенящую тишину. Поэтому просто тону в ее синем взгляде.

– Не уходи, - шепчу

ей.
– Вернись ко мне.

Мила не шевелит губами, но я почему-то слышу ее голос, он звучит у меня в голове:

"Я хочу вернуться, но у меня не получается"

– Почему?

"Я не знаю. Я видела маму, она прогнала меня. Сказала, рядом с ней мне не место. Но я не могу вернуться, как будто дверь заперта на ключ"

– Раз дверь заперта, иди в окно. Иди ко мне!

"Но окно тоже закрыто"

– Я открою!
– начинаю дергать старый шпингалет, закрашенный краской. Но он не поддается. Я прилагаю все силы, но ничего не получается. Я сдираю об него пальцы в кровь, понимаю, что от этого зависит все! Если не открою чертово окно сейчас, никогда больше не увижу мою девочку, никогда не дотронусь до нее!

"Оно не откроется!" - обреченно шепчет она.

– Не откроется? И не надо! Тогда я просто разобью это окно нахрен! Отойди!
– хватаю деревянную табуретку и со всей силы бью стекло. Раздается звон, осколки летят со всех сторон. Я протягиваю руку в разбитое окно и нащупываю ее ладонь...

Резко просыпаюсь. Слышу крики. Не сразу понимаю, где я. Что за шум? Вокруг темно. Я все в той же комнате на кровати. Бросаю взгляд на окно, занавески легко шевелятся от ночного ветерка. Окно приоткрыто. Вместе со сквозняком на меня наваливается чудовищная реальность. Мила умерла. Ее больше нет. Это был всего лишь сон, а моя девочка там, в соседней комнате лежит в гробу мертвая. Только не пойму, что за крики? Прислушиваюсь, голосит какая-то тетка, которая выбежала на улицу и теперь громко причитает:

– Она открыла глаза! Ведьма открыла глаза!

Выхожу в большую комнату и замираю. Вместе со мной в оцепенении стоят несколько деревенских бабок и женщин. Кто-то крестится, кто-то пораженно замер. Картина зловещая. Посередине гроб, комната залита только светом свечей. Подхожу ближе, моя девочка все так же лежит неподвижно. Вдруг, она распахивает глаза и садится в гробу. Слышу грохот - кто-то упал в обморок, топот ног выбегающих женщин, их пораженные крики. Только все это где-то на заднем фоне, где-то далеко и не важно. Я вижу только мою красавицу. Она смотрит прямо на меня. Она живая, она вернулась ко мне. Она проснулась!

Глава 24

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,

Пусть дождем опадают сирени,

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Владимир Высоцкий.

Мила сидит в гробу, неуверенно покачиваясь из стороны в сторону, взгляд затуманенный. Но она точно живая!

Секунды летят, мы просто смотрим друг на друга не отрываясь. Я боюсь пошевелиться, боюсь, что сейчас все исчезнет, может, я еще сплю?

Вдруг девочка начинает падать, глаза снова закатываются. Бросаюсь к ней, подхватываю ее.

– Мила, Мила! Посмотри на меня!
– зову ее. Она открывает глаза.
– Мила! Скажи что-нибудь, пожалуйста, скажи, что ты живая - умоляю я.

– Глеб, - очень слабо. Но я слышу.
– Глеб!

– Мила!
– шепчу как безумный, девочка смотрит на меня пронзительно, шевелит беззвучно губами, а потом падает в мои объятия, снова теряя сознание. Но она дышит! Точно дышит! И сердце! Я слышу его стук, какой-то нечеткий, рваный ритм. Оглядываюсь кругом, в комнате никого нет, кроме бабы Авдотьи. Она пораженной тенью застыла в углу.