Там, по ту сторону
Шрифт:
— Они уцелели после пожара? — спросил Карфакс, затем поспешно добавил: — Я знаю, я обещал молчать, но есть некоторые вещи...
— Нет, все они сгорели. Разумеется, электрическая компания хранила учетные книги. Именно хранила — в прошлом времени. Не удивляйтесь. Когда я их запросила, мне ответили, что они уничтожены. Это было спустя полгода после пожара, и компания заявила, что они не сохраняют записи платежей столь длительное время. В Любом случае, мне было известно, что устройство использовало огромное количество энергии.
Мы жили вместе и расходы делили сообща. Я была секретарем ректора университета. Зарабатывала неплохо, но оплачивать
Карфакс решил промолчать.
— Его племянник. Мой двоюродный брат. И ваш. Да, отец раздобыл денег. Но он, видимо, вынужден был рассказать Вестерну, над чем работает. И все таки, разве кто-нибудь авансировал бы такую бредовую, не от мира сего штуку? Это было бы похоже на финансирование сооружения вечного двигателя.
Что, подумалось Карфаксу, теперь было теоретически возможным. «Медиум» открыл дорогу к вещам более важным, чем общение с покойниками.
— Отец, должно быть, сумел даже провести убедительную демонстрацию действия машины. Не знаю. Никогда не встречала Вестерна в нашем доме, да и папа ни разу не обмолвился о том, что тот был у нас. Но я много времени проводила на работе, а потом уехала в отпуск...
Карфаксу хотелось спросить у нее, знает ли она с полной определенностью, что отец одалживал деньги именно у Вестерна. Как бы читая его мысли, она продолжала:
— У папы вдруг нашлись деньги и на оплату счетов за электроэнергию, и на покупки дополнительного оборудования. Я точно знаю, что первый раз он заплатил двадцать тысяч долларов, второй раз — десять тысяч.
— Тридцать тысяч? — изумился Карфакс.
— Добрая часть пошла на электронные блоки, компоненты, приборы. Отец не говорил мне, откуда берет деньги, над чем именно работает. Всему свое время, сказал он однажды, а пока что мне не нужно беспокоиться. Оплата производилась наличными, а накладных я не видела. Если они и были, то все равно сгорели. Или кто-то изъял их... А отец так и не объяснил мне сущности своей работы. Может быть, боялся, что я сочту его сумасшедшим, посмеюсь над ним? Наверное, так бы оно и было, но я ни за что не высказала бы своих мыслей вслух.
Патриция помолчала, нахмурившись, и через некоторое время произнесла:
— Нет, надо быть честной. Вряд ли я смогла бы молча смотреть, как мой отец теряет рассудок. Может, быть даже прибегла бы к помощи психиатров. Я не верила в жизнь после смерти, никогда не верила ни во что сверхъестественное... Но и он не верил. Во всяком случае, насколько мне это известно. Моя мать умерла четырьмя годами раньше, он очень тяжело перенес эту утрату. Именно поэтому я переехала к нему. Боялась, что он от горя наложит на себя руки. А если быть до конца честной, то я нуждалась в нем не в меньшей степени, чем он — во мне. Я тоже, конечно, любила маму, к тому же только-только получила развод... Словом, я переехала к нему, чтобы он мог утешить меня, а я — его.
Она открыла сумку, вынула тонкий платочек и приложила его к глазам.
— Может быть, у него было желание удостовериться, что она не исчезла совсем, что он еще встретится с нею... Разве Артур Конан-Дойль не увлекся спиритизмом после смерти своего сына?
— Помнится, не сам он, а кто-то из его семьи.
— Я уверена, что папа подошел бы к этой проблеме чисто по-научному. И не стал бы спиритом. Но вполне возможно, что мамина смерть мало что имела общего с его проектом; может, он случайно наткнулся на принципы «Медиума». Но, как это обнаружилось позже, открытие было не таким уж счастливым.
Глядя на траву, все еще влажную от росы, на птичью возню, Карфакс не испытывал никакого интереса к проблеме бессмертия. Если он и ощущал что-либо, так это заинтересованность в продлении жизни в этом мире. Покойники есть покойники, они никогда не вернутся в этот мир, разве что в качестве пищи для трав и насекомых. А похоронные обряды зачастую делали невозможным даже это.
Теперь он засомневался даже в продолжении жизни как таковой. Человек делал все, от него зависящее, чтобы погубить все живое, включая самого себя.
— Был вечер семнадцатого марта, — сказала Патриция. — Я поехала в Санта-Крус навестить приятелей по колледжу и вернулась примерно к часу ночи, усталая, но довольная хорошо проведенным временем. Бак был почти пустым, а я знала, что автомобиль понадобится отцу утром, так как его машина находится в гараже. Ему нужно было, как он сказал, поехать на заседание кафедры, но не сказал, почему.
Поэтому я решила заправиться и только потом ложиться спать. Это, по-видимому, спасло мне жизнь. Как только я отъехала от бензоколонки...
Она громко всхлипнула и прижала к губам платок. Голос ее стал глухим.
— Раздался взрыв. Его слышал весь город. Дом был в пяти кварталах от бензоколонки, но грохот меня оглушил. В нескольких кварталах вокруг посыпались стекла из окон, а соседей буквально повышвыривало из кроватей. Я... мне пришлось переждать несколько минут, настолько я была потрясена. Потом помчалась к дому. Я почему-то знала, что это был мой дом.
Он пылал гигантским факелом. Пожарники прибыли почти одновременно со мной и первый час потратили на то, чтобы уберечь от огня соседние дома. Я не могла ни двигаться, ни говорить; просто сидела и наблюдала за пламенем и пожарниками, полицией и собравшейся толпой. Затем одна из соседок указала на меня полицейскому — так, по крайней мере, она рассказывала позже, и следующее, что я запомнила — это как меня увозят в карете скорой помощи. Врач дал мне успокоительное, и я проснулась только вечером следующего дня. Но мысли продолжали путаться, и я все еще была очень слаба.
Позже мне рассказали, что тело отца взрывом отбросило на задний двор, на него упало очень много пылающих бревен... Опознать его удалось только по зубам, сверившись с записями нашего дантиста. И... и...
Ее платок был уже совсем мокрый. Карфакс вышел в кухню и вернулся с парой салфеток. Слезы смыли косметику с ее лица и, глянув в компакт, она вышла в ванную комнату. Вернувшись, она не только стала лучше выглядеть, но даже смогла улыбнуться ему.
— Встроенный в стену сейф был закрыт, но пуст. Из него было изъято все, начиная с бумаг и заканчивая моими драгоценностями. Тот, кто взял все это, видимо, сумел заставить отца отпереть его. Полиция пришла к заключению, что причиной взрыва явилась утечка газа. Правда, горелки в камине были плотно закрыты, но полицейские почему-то посчитали, что они были открыты, пока дом не наполнился газом. Все окна и двери оказались плотно закрытыми и имелись даже признаки, того, что щели были заклеены липкой лентой. Лента, разумеется, сгорела, но у них, я имею в виду полицию, есть какой-то способ определять факт ее использования.