Шрифт:
1
Громко застонав, Гордон Карфакс приподнялся в постели и потянулся к Френсис.
Сквозь опущенные шторы уже серел занимающийся день, а вместе с ночью исчезла и Френсис.
С улицы доносился собачий лай, Гордон был совершенно уверен, что сквозь сон слышал едва различимое кукареканье. Но по соседству никто не держал домашнюю птицу. Нечего так много читать перед сном, подумал он. Тень отца Гамлета и все такое. Но это объяснение было весьма шатким, чтобы опровергнуть доводы логики.
...Френсис возникла из мглы, которая всклубилась, как бы облекая
— Френсис! — взмолился он. — Если бы я только знал...
А затем где-то в глубинах его сознания прокукарекал петух, и Френсис растаяла. Не просто исчезла, а именно растаяла — испарилась мгновенно, превратившись в легкое серое облачко...
Тяжело вздохнув, Гордон откинулся на спину и стал жадно впитывать в себя реальность. Но разве сны не являются составной частью реальности?
И разве только в сновидениях могут возвращаться к жизни покойники?
Раймонд Вестерн считает, что это вовсе не так. Нет, надо отдать должное этому чертяке. Он не говорит, что мертвые способны воскреснуть; просто утверждает, что может определить их местонахождение и наладить связь с живыми, подкрепляя свои слова с помощью «Медиума», который, сверкая металлом, стоит в его доме в Лос-Анджелесе.
Не одному Карфаксу снились теперь покойники. Они снились всему миру. Сны эти были и тревожными, и радостными, а иногда становились сплошными кошмарами, точно так же, как и сознание живых обитателей этого мира могло быть взбудораженным или безмятежно ясным.
Сомнений в том, что с помощью «Медиума» можно с чем-то или с кем-то общаться, практически не было. И многие верили заверениям Вестерна, что эти существа являются умершими людьми.
Но у Гордона было иное объяснение феномена. Именно поэтому и возник весь этот шум. Теперь он, пожалуй, даже сожалел о том, что не сумел удержать язык за зубами. И теперь Гордон Карфакс оказался в центре внимания всего мира и, вполне возможно, мог быть впутан в дело об убийстве. Вернее, в его последствия.
Он закрыл глаза, надеясь снова уснуть, и надеясь, что не увидит снов. А если и увидит, то пусть они будут приятными. Ему всегда казалось, что он любит Френсис, но вот она пришла к нему во сне — и он испугался.
2
Заголовок гласил: «Профессор утверждает, что привидения на самом деле являются чудовищами из жанра научной фантастики».
Карфакс заставил себя прочесть статью, напечатанную под этим заголовком, затем с отвращением швырнул газету на пол, где уже валялось несколько других.
Подумать только, как эти борзописцы сумели извратить его доклад. И все же, подумал он, вытаскивая «Нью-Йорк Таймс» из вороха газет, по сути в этой статье все было изложено довольно верно.
Имя его удостоилось чести попасть на первые полосы; даже в «Таймсе» подобный отчет был приведен на первой полосе сверху. В былые времена, еще до появления «Медиума», если даже о нем было бы упомянуто (что само по себе казалось ему очень и очень сомнительным), то где-нибудь в самом глубоком «подвале» газеты.
«Фактически мы не можем уже голословно отрицать тот факт, что вступили в общение с другим миром, другой Вселенной, — так заявил Гордон Карфакс, профессор кафедры истории средних веков Трайбеллского Университета в Бусирисе, штат Иллинойс. — Однако мы не нуждаемся в привлечении чего-либо сверхъестественного для объяснения этого феномена. Прибегнув к помощи „Лезвия Оккама“...».
Разъяснение термина «Лезвие Оккама» привела газета «Нэйшнл Квосшенер». Ее редакторы прекрасно понимали (и для этого у них были весьма веские основания), что большинство ее читателей подумают, если они вообще в состоянии думать, что «Лезвие Оккама» — один из инструментов парикмахера.
Что касается «Нью-Йорк Таймс», то она не удосужилась это сделать, дабы не лишать своих читателей удовольствия лишний раз заглянуть в словарь, если в этом возникнет необходимость. Тем не менее, эта газета также прибегла к определению «научно-фантастическая», классифицируя гипотезу Карфакса.
Гордона это приводило в отчаяние, однако он вынужден был признать, что обойтись без такого определения практически невозможно — слишком уж велико было искушение у журналистов. Стоит лишь упомянуть о Пятом измерении («Нэйшнл Квосшенер» назвала его «Четвертым», делая более понятным для неподготовленного читателя), как ассоциации с жанром научной фантастики становятся прямо-таки неизбежны. А если к этому добавить еще и: «поляризованные вселенные», «миры, параллельные нашему» или «внеземные существа с намерениями, совсем не обязательно благими в отношении Земли», то можно быть на все сто процентов уверенным, что репортеры обязательно приклеят ярлык «научная фантастика».
Точно такая же уверенность была у него в том, что у оппонентов найдутся весьма солидные основания для насмешек. Но даже еженедельник «Тайм» отказался от своей, почти что обязательной, привычки жертвовать истиной ради остроумного сарказма. В самом конце подборки заметок, имевших целью разоблачение Вестерна и его «Медиума», «Тайм» признал, что, может быть, тот и прав.
Вскоре после этого Карфакс выдвинул свою собственную гипотезу. В стремлении найти любое другое объяснение, кроме сверхъестественного, «Тайм» поддержал его, обрушившись на Вестерна с новой силой.
В своем докладе Карфакс упоминал о том, что его гипотеза в определенной мере обязана своим возникновением научной фантастике, однако не в большей степени, чем телевидение или полеты в космос. Это сделали возможным люди, а не художественная литература. Он отстаивал право ученых внимательно рассматривать все гипотезы, чтобы объяснить природу существ, с которыми установил контакт «Медиум». И первыми среди них должны быть такие, которые дают самое простое объяснение. А именно такой является гипотеза Карфакса, согласно которой «духи» не имеют с людьми ничего общего, являясь обитателями параллельной вселенной, занимающей в пространстве то же место, что и наша. И что умершими людьми они прикидываются совсем не из добрых побуждений.