Там, у края неба
Шрифт:
— К сожалению, обернуться в человека у Вафана не получается… — пояснил Патрик, потирая шею.
— То есть как это — не получается?
— Он и сам не понимает, в чем тут дело… — подосадовал дорогой супруг. — Естественно, что такое положение дел вряд ли может радовать нашего волколака.
— Да уж…
— Похоже, колдун, оставляя это место, наложил на него какие-то мощные чары — недаром наш оборотень неохотно сюда шел, хотя никак не мог понять, в чем тут дело. Вафан мне еще у входа в этот коридор дал понять, что от этого места любому живому существу лучше держаться подальше. Оборотни — они, знаешь ли, хорошо чувствуют чужую ворожбу, а колдун герцога Малка (чтоб им обоим пусто было!), как видно, очень силен — во
— Но мы тут никого не видели, кроме летучих мышей!
— Верно, но не значит, что в этой шахте больше нет никаких обитателей. Во всяком случае, Вафан считает, что уловил запахи живых существ.
— А тебе не кажется, что и землетрясение — дело рук все того же колдуна?
— Скорей всего так и есть: этот человек сделал все, чтоб никто не смог отсюда выйти, кроме, разумеется, его самого, или же тех, кто придет сюда по его приказу.
— И когда же Вафан тебе все это сказать успел?
— Когда меня в себя приводил.
— Но ведь и ты должен ощущать присутствие магии!
— Нет… — покачал Патрик головой. — Я заколдован, а Вафан — оборотень, и хотя мы можем без слов понимать друг друга, все же между нами лежит большая разница. Вернее, огромная. Он чувствует магию, а я нет. Вернее, из всех магических свойств у меня имеется только одно: даже на расстояние я могу ощущать лишь присутствие дарка, то есть тебя. Вот и все мои способности, вернее, те, которые у меня имеются на данный момент.
— Ощущать меня — это звучит многозначительно… — попыталась улыбнуться я, и огляделась вокруг. Надо бы задать дорогому супругу вопрос, который давно вертится у меня на языке, и ответ на который я боюсь услышать. — Скажи, мы можем отсюда уйти?
— Боюсь, что нет… — устало произнес Патрик — кажется, он сам боялся произнести эти слова. — Вход полностью завален. Я, конечно, могу начать его разгребать, но, скорей всего, обрушение произошло не только у входа, а на довольно значительном расстоянии, так что если мы даже и сможем выбраться отсюда, то это произойдет весьма нескоро.
Значит, сбываются мои самые мрачные опасения. Плохо дело, и я как чувствовала — не хотела сюда идти, только не имеет смысла обо всем этом говорить. Надо что-то предпринять, или же совершить нечто невероятное, чтоб покинуть это место, только вот кто бы подсказал, что мы можем сделать в этой безвыходной ситуации?
Меж тем Патрик продолжал:
— Хуже другое — боюсь, как бы у нас воздух не кончился.
— Не пугай!
— Самому страшно.
— Погоди… — я только что вспомнила, для чего мы оказались здесь. — А что там с потомством дракона?
— Совсем из головы вылетело!.. — Патрик поднялся на ноги. — Да и не до них было!
Войлочное одеяло по-прежнему было накинуто на драконьи яйца, только сейчас на нем лежал слой пыли и небольшие камни. Когда же сняли одеяло, то оказалось, что все яйца целы и невредимы — как видно, войлок смягчил падение камней, да и скорлупа оказалась достаточно крепкой.
— Вроде целы… — сделал вывод Патрик.
— Пока да… — согласилась я. — Только вот боюсь, рождение на свет детенышей дракона в нынешних условиях окажется настоящей катастрофой, причем как для них, так и для нас.
— Кто бы спорил… — махнул рукой Патрик.
— Боюсь спросить — что делать будем?
— Для начала давай хотя бы осмотримся, куда попали. Пока еще у нас есть несколько факелов, но не знаю, что будем делать, когда они закончатся.
Да уж, оказаться в полной темноте — в нашей, и без того непростой ситуации, хуже этого ничего быть не может. Ладно, пока не стоит об этом думать, а не то на душе и без того тяжело.
Пещера не очень большая, и ноги тонут в песке выше, чем по щиколотку. Н-да, песка тут хватает, только вот непонятно, откуда он тут взялся? И тепло тут откуда-то идет, причем тепло доброе и приятное, словно от греющейся печки. Как-то все это необычно, особенно среди старой заброшенной шахты… Не менее интересно и другое: кое-где в стенах, на небольшом расстоянии от пола, имеется нечто вроде широкой и довольно длинной ниши, где вполне вольготно может расположиться человек среднего роста. По словам Патрика, подобное очень напоминает лежанки монахов в кельях скальных монастырей — оказывается, дорогому супругу пару лет назад довелось побывать в тех дальних местах, и он успел насмотреться на быт тамошних обитателей. Кто знает, может, и рудокопы когда-то использовали это место для отдыха, а возможно, и для ночевок? Пожалуй, так оно и есть, тем более что камень на лежанках такой же теплый, как и песок. Без лишних слов понятно — в этом зале уставшему человеку невольно хочется задержаться хотя бы для небольшого отдыха, да и находиться здесь куда приятней, чем в длинных холодных коридорах. Правда, наряду с большими каменными нишами в стене имеются и совсем маленькие, хотя таких немного. Тут что, и дети были? А ведь похоже на то, причем, судя по размерам ниш, это были совсем малыши. Странно… Неужели родители тащили сюда своих детей, даже самых маленьких? У меня такое в голове не укладывается! Тут можно сказать только одно — от хорошей жизни вряд ли кто-то отправился бы в забой с детьми.
Мы с Патриком обошли по кругу весь зал, пытаясь отыскать хоть какой-то выход, только все оказалось бесполезно. Ой, беда… Понятно, что место, где мы сейчас находимся — это тупик, и вход в зал имелся всего один, тот самый, который сейчас завален. Похоже, следует признать очевидное: нас завалило где-то очень глубоко под землей, и отсюда нет выхода…
Не знаю, что бы случилось дальше — во всяком случае, я почувствовала, что меня просто-таки захлестывает волна отчаяния, и из глаз вот-вот даже не потекут, а хлынут слезы… Ведь как чувствовала, что добром эта прогулка под землей не закончится! Что же теперь с нами будет?
Внезапно, словно чувствуя мое отчаяние, Патрик обнял меня.
— Черил, прости… — негромко заговорил он. — Если бы не я, то ты никогда бы здесь не оказалась…
Вообще-то так оно и есть на самом деле, только ведь и меня никто замуж силой не тащил. Сама согласилась, да еще и обещанные триста золотых сыграли свою роль. Сейчас вроде уже и денег никаких не надо, лишь бы суметь выбраться отсюда!
— Господин Серелей, вы, как я слышу, даже извиняться научились?.. — шутка получилась неудачной и натуженной, но мне удалось сдержать слезы. — А что касается всего остального… Не ругай себя, ты не виноват.
— И все же…
— Знаешь, как говорят в народе? Моя жизнь, мое решение. Тут виноваты другие, те, кто и начал всю эту историю.
— Вишенка… — Патрик еще сильнее сжал меня в объятиях. — Для нас сейчас главное — не отчаиваться раньше времени. Постараемся надеяться на лучшее.
— Хотелось бы, но…
— Никаких «но». В наших непростых обстоятельствах надо хорошо подумать о том, что будем делать дальше. Не забывай, что я твой муж, так что можешь опираться на мое плечо.
Ох, Патрик, Патрик… Муж ты мне только на словах, а насчет крепкого мужского плеча рядом — тут, боюсь, поддержка у нас взаимная. Внезапно вспомнились слова матери, которые она сказала мне незадолго до своей кончины. Тогда, глядя меня по голове исхудавшей рукой, она прошептала: «Держись, просто держись. Будет совсем тяжело — поплачь в подушку. Как бы тяжело ни было — иди или ползи в нужном тебе направлении. И запомни, что самое сильное плечо — твое собственное». Мама права — руки опускать не стоит, бороться следует до конца.