Там, за рекой…
Шрифт:
– Пятнадцать лет… – задумчиво повторил капи-тан и сжал ладонью небритый подбородок. – У вас там, где-то, партизанский отряд стоял? – посмотрел он на Мишку.
– Нет. Не было партизанского отряда там ника-кого. – Мишка встал на ноги. – В лесу красноар-мейцы были. Из окружения выходили. Трое. Один раненый – ходить не мог совсем. Его у нас на чер-даке оставили. Мама лечила его. Кто-то прознал об этом и полицаям в комендатуру донес. Те карателям. Меня дома не было, когда фашисты пришли. Маму сразу арестовали. И сестру. И все… – Мишка опять тяжело вздохнул. Было видно, что эти воспоминания даются ему с трудом. –
– Двенадцать, – вздохнул тяжело Мишка.
– Двенадцать лет… – тихо повторил командир отряда и поднялся с земли. – Еще жить и жить, – и снова посмотрел на Мишку. – Сколько же вас таких, кому выпало это испытание войной. Ничего, при пер-вой возможности отправим тебя в тыл.
– Я не хочу в тыл. Оставьте меня в отряде. Я уже большой! – Мальчишка вскочил на ноги. – И где этот тыл, дядь Сереж? Где? Ленинград в окружении. Это он, что ли, тыл?
Евсеев положил руку на плечо пацану.
– Ленинград в окружении, но он борется. И он наш тыл. И никогда не сдастся врагу. А оставить тебя в отряде я не могу.
Мальчишка снова присел на траву.
– Вот скажи мне, дядя Сережа, почему такая не-справедливость? И за что нам эта война? Столько жизней уже забрала! Я вот учиться хочу, а приходит-ся по болотам бегать… – и замолчал, будто что-то вспомнил.
– Прав ты, Мишка, – кивнул капитан. – Прав. Рано вы повзрослели. Я вот что тебе скажу. Как взрослому. Я тоже всегда думаю об этом. Если ты воин, то воюй с подобными себе, а не с бабами и де-тишками. Если ты воин, то выйди в чистое поле на честный бой, а не бей исподтишка. Если ты воин, то будь великодушен к противнику, а не издевайся над ним, когда он не может дать сдачи. Но фашист – та-кой человек, который не может быть честным и вели-кодушным. Фашисты – захватчики, оккупанты, они слабые, потому что дело их подлое. Потому и убива-ют они женщин и детей издеваются над побежден-ными. Фашисты – это не воины, а подлые крысы. И мы обязательно их победим. Иначе просто быть не может, Миша.
Евсеев тяжело вздохнул.
– А за что нам это испытание? – Мишка смотрел в глаза командира.
– Любая война – испытание мужества, чести, сплоченности. Оно раскрывает сущность челове-ка. Кто его выдерживает, тот становится героем, а кто слаб, труслив и продажен – тот становится предателем. К сожалению, немало таких. Но предателей нигде не любят: ни те, кого они предают, не те, ради кого… Ладно, Мишка, давай пока закончим этот разговор. Вон и Арсений торопится с чем-то…. – Евсеев хмуро смотрел в сторону густых кустов. – Ты отдыхай, парень. Ты молодец, такой путь почти без отдыха проделал, тропу вспомнил, отряд из окружения вывел. Ты уже герой, Мишка. Горжусь, что такие пацаны в нашей стране есть. – И обратился уже к подошедшему партизану, чем-то сильно взволнованному: – Что случилось?
– Товарищ командир, – Арсений и поправил ре-мень висевшей на плече винтовки. – Немцы!
***
Комиссар с оставшимися добровольцами, которые остались прикрыть отступление партизанского отряда, засели в засаду за стволами деревьев. Они сделали растяжки и ждали, когда покажутся враги и можно будет открыть огонь на поражение.
Наконец,
партизан и разозлились. Да так, что даже выпустили автоматную очередь.
– Ну, братцы, сейчас эти гниды фашистские бу-дут прочесывать лес. Готовьтесь к бою, патроны бе-речь, последние оставить для себя. – сказал тихо комиссар, выплюнул соломинку. – Двигаться только к минному полю, прикрывать друг друга. Немцы пой-дут за нами, а нам больше некуда.
Через некоторое время лающая речь немецких солдат была слышна уже близко, а после и сами они показались на расстоянии выстрелов.
– Огонь! – тихо скомандовал комиссар и первый нажал на спусковой крючок.
Автомат в руках отозвался длинной очередью.
И остальные партизаны, залегшие за деревьями, открыли прицельный огонь.
В рядах карателей случилось замешательство, но партизанам хватило этих нескольких секунд, чтобы переместиться за другие деревья.
Так, короткими перебежками, прикрывая друг друга, несколько добровольцев уводили фашистов за собой от отряда все дальше.
Солнце медленно опускалось за горизонт.
IV глава
Капитан Евсеев поднес к глазам бинокль. Довольно-таки большое подразделение карателей стояло у болота в том месте, куда утром собирался совершить второй переход партизанский отряд.
– Посмотри, Арсений! – и капитан передал би-нокль своему помощнику. – Что-то они задумали.
– Да, товарищ капитан… – Арсений вниматель-но смотрел на группу фашистов. – Кажется, идти собираются сюда, к острову. Их там… – и стал шепотом пересчитывать немцев. – Раз. Два. Три… Семнадцать. Восемнадцать. Нас больше, – подвел итог.
– Да они не воевать, наверное, идут. – вдруг раздался тихий голос Мишки.
Капитан Евсеев и Арсений резко повернулись на этот голос. Мальчишка лежал метре от них на траве и тоже пристально наблюдал за немцами.
– Ну ты, Мишка, настоящий партизан, – улыб-нулся Евсеев. – Как подкрался-то? Арсений, ты слы-шал?
– Нет, командир, – мотнул головой партизан. – Смотрите, – и он вернул бинокль капитану.
Тот увидел, как от группы карателей отделился один и, помогая себе длинной слегой, ступил на болотную кочку, потом еще на одну, на следующую… Остальные стояли и смотрели, как и услышавшие немецкий говор и переговоры командира с Арсением партизаны.
Хоть сумерки и расстояние и были отряду на руку, но все же бойцы молчали и лишний раз не шевелились, чтобы не привлекать внимание движением и шумом
А взгляды немцев были направлены на остров. Смельчак, отважившийся найти тропу, прошел
уже метров десять и повернул назад, что-то громко крикнув. Каратели тут же рассыпались по краю болота и, подняв автоматы, насторожились.
– Неужели что-то увидели? – напрягся Евсеев. – Да не пойдут они сюда, товарищ командир, —
прошептал Мишка. – Не знают они тропы, ночь уже почти, хотя тут и днем один неверный шаг – и тебя с огнем не найдешь. Я сам раз десять чуть не утонул, пока до острова добрался. И стрелять не станут – сильно далеко и ничего уже не видно.