Там, за рекою, — Аргентина
Шрифт:
Все без исключения пятнадцать гребных клубов в Тигре основаны иностранцами. Многие из них носят иностранные названия.
— Странно, не правда ли? — горько жалуется аргентинец. — В некоторые мы до сих пор не имеем доступа, их основали англичане, которые к себе никого не пускают.
— Совсем, как в колониях, — готово сорваться у нас с языка, но, к счастью, наш проводник ещё не кончил.
— Точно так же, как с мясохладобойнями…
Тигре — совершенно другая Аргентина, не похожая на пригороды Байреса и на бесконечную, опутанную проволокой пампу. Едва попадаешь в узенькие водные закоулки, где не разобраться — река это, проток или искусственный какал, — усталость от городской толчеи словно рукой снимает. Плакучие ивы не плачут, седина пальм не кажется седой. Их кроны вместе с окружающей зеленью на каждом шагу создают такие волшебные тоннели,
По Тигре можно плыть из Рио-де-Ла-Плата в Рио-Лухан или свернуть по Сармиенто к Парана-де-лас-Пальмас, или сначала Направиться к Сан-Антонио и вкруговую вернуться в Рио-Тигре и все время плыть по одной реке — по Паране. Десятки водных путей в маршруте — двухчасовом, однодневном или недельном.
Тигре — рай, Тигре — блаженство.
ДЕРЖАВА НА ЛА-ПЛАТЕ
Три четверти века прошло с того дня, как Буэнос-Айрес стал федеральной столицей республики Аргентины. Тогда же, согласно конституции, провинция Буэнос-Айрес лишилась своей столицы.
При всем желании портеньо не смогли найти на Ла-Плате другого города, который был бы достойным наследником старого города Хуана Гарая. Тогда они решили построить совершенно новую столицу. Спустя два года, в 1822 году, был заложен первый камень самого молодого города Аргентины.
Землемеры отъехали на шестьдесят километров от Буэнос-Айреса, выкроили из приморской пампы восемь квадратных километров, расставили на них свои теодолиты, растянули мерительные ленты. Они разбили пампу на парцеллы, вешками разметили будущие авениды, площади, диагонали и вернулись в Буэнос-Айрес с планом, который напоминал скорее рисунок на хрустальной вазе, чем проект нового города. Над ним красовалось название — Ла-Плата. [19]
19
В 1953 году город Ла-Плата был переименован в Ева Перон, а после свержения Перона в сентябре 1955 года вновь переименован в Ла-Плату. (Прим. авт.)
Но событие это, разумеется, не очень сильно потрясло мир, и о нем вскоре позабыли.
Зато на рубеже XX века за границы Аргентины полетели иные вести, заслуживающие большего внимания. На Огненной Земле были обнаружены окаменелости огромных доисторических существ. Холодные, почти необжитые горы и приморские дюны самой южной оконечности американского континента на некоторое время превратились в обетованную землю археологов. И все эти сокровища неизмеримой научной ценности перекочевали во вновь построенный музей в Ла-Плате. Городу же на его крестины было суждено получить, в подарок кое-что побольше, чем ископаемые кости. Английские и североамериканские капиталисты поняли, что Ла-Плата в один прекрасный день может превратиться не в серебряное, как это обещало имя города, а скорее в золотое дно.
Пампа с неисчислимыми стадами скота, дешевая рабочая сила, недостаток отечественного капитала, непосредственная близость океана и одной из самых оживленных торговых артерий мира — все это вместе взятое было слишком сильной приманкой. В Бериссо, на южной и юго-восточной окраинах молодой Ла-Платы, выросли гигантские бойни, консервные заводы, холодильники компании «Свифт». В наспех построечные убогие рабочие кварталы переселились тысячи безработных, и вскоре в путешествие по свету отправились первые мешки мороженого мяса с маркой «Ла-Плата».
Музей и бойни.
Немножко странное сочетание костей, окаменевших миллионы лет назад, и костей, которые мясники в белых фартуках сбрасывают в стоящие возле транспортеров корзины, отчетливо представляя себе, что количество этих косгей прямо пропорционально зарплате.
Дорога к этой Ла-Плате начинается с петляния среди верениц грузовиков, конных упряжек и портовых складов в южном предместье Буэнос-Айреса. Затем, вырвавшись с окружной авениды Хенерал Пас, минуешь огороды и пригородные сады вперемежку с покосившимися ранчо и внезапно оказываешься на одном из прекраснейших аргентинских шоссе. С окружающей пампой случилось что-то невероятное. На огромных просторах она исчезла в тени молодых лесов. Вдоль шоссе через равные промежутки мелькают макеты деревьев из крашеных досок с бесконечными восклицаниями: «M'as arboles! M'as arboles!» — «Больше деревьев! Больше деревьев! Больше деревьев!..»
Это несколько запоздалая попытка вернуть леса на сотни тысяч квадратных километров пампы, полусухая трава которой не в состоянии задержать влагу. Сегодняшняя Аргентина стремится замолить хотя бы малую долю грехов, которые совершили здесь предшествующие поколения расхитителей И спекулянтов. Их рецепт наживы был прост: за бесценок покупали часть леса и вырубали. Доход от леса, как правило, в несколько раз превышал стоимость земельного участка, который оставался в придачу для дальнейших спекуляций. Это привело к тому, что изделия из дерева в статьях аргентинского импорта оказались на втором месте после текстиля и составляют ежегодно около 100 миллионов песо. А леса, загнанные куда-то в субтропическую зону на севере, пришлось превратить в охраняемые заповедники.
Странное дело: чем проще рельеф, чем прямее улицы и кварталы, тем труднее в них ориентироваться. Это относится к большинству аргентинских городов, разрезанных на куадры. К Ла-Плате это относится вдвойне. Шахматную доску авенид и нумерованных калье здесь еще пересекли диагоналями. Улицы, авениды, аллеи, кварталы похожи друг на друга как две капли воды. Пока взгляд не задержится на чем-нибудь более или менее выразительном в архитектуре, кажется, что находишься в лабиринте.
По приезде в Ла-Плату невольно ждешь, что вот-вот, наконец, появится центр этого города с четвертьмиллионным населением. Он вырос американскими темпами, но на горизонте пампы не увидишь ничего, напоминающего небоскребы. А по пути к центру города напрасно надеешься встретить оживленное уличное движение или сутолоку торговых кварталов.
Выезжаешь на Пласа-де-Армас и удивляешься: по плану города здесь должна быть центральная площадь. А взору предстают низкие здания, зеленые аллеи вдоль широких тротуаров. Всюду солнце, воздух, тишина — полная противоположность тесному, подавляющему Буэнос-Айресу. Поэтому картина, которую мы увидели, выходя из машины, органично вписалась в эти буколические рамки: за углом раздался топот конских копыт, примчался гаучо в широких бомбачас. Один миг — и узда уже обвила столб, а сомбреро сдвинуто на затылок. И не успели мы опомниться, как дверь с надписью: «Peluquer'ia» — «Парикмахерская» — уже закрылась. На площади никто даже и не взглянул на приезжего!
Наполовину скрытое в парке Ираола, живет своей каменной жизнью здание, которое вряд ли могло бы найти более спокойное место, чем Ла-Плата. То же название, что и парк, носит музей, во мгновение ока переносящий вас в совершенно иной мир.
Как не вспомнить в его стенах василисков Плиния, непобедимых царей всех зверей, проделки сказочных ведьм и страшилищ, газетные статьи о лохнесском [20] чудовище или хотя бы бабушкины сказки о драконах! При небольшой доле фантазии вы встретите в залах лаплатского Музея всё эти диковинные чудища. Правда, палеонтологи, педантично придерживаясь научной истины, осторожно выташили на свет божий сотни тонн костей, не менее осторожно очистили их мягкими Щеточками, измерили, взвесили, сфотографировали со всех сторон, сделали сравнительные таблички, описали каждую мелочь и затем всех этих ископаемых вторичного и третичного Периодов с помощью кранов, балок и скрытых железных каркасов составили так хитро, Что, входя в каждый новый зал, невольно отступаешь на шаг назад. Вот на вас набрасывается страшилище, голова которого невелика, зато хвост так огромен, что едва уместился бы и в пяти жилых комнатах. Другое чудовище готово откусить вам голову; чтобы лучше разглядеть возмутителей своего спокойствия и удобнее напасть на вас, оно выгнулось дугой к самому потолку, достигнув крон доисторических пиний. Сразу же за дверьми вас подкарауливает новое чудище, с широко расправленными крыльями, с головой, вооруженной крокодильей пастью, с хвостом, напоминающим электрического ската на длинном шесте, с когтями, которым позавидовал бы любой горный орел.
20
Лох Несс — озеро в Шотландии, где было «обнаружено» выдуманное чудовище. (Прим. авт.)