Тамерлан — покоритель Азии
Шрифт:
О «чакатаях» и их особом положении в государстве Тимура несколько раз говорит Клавихо. По его словам, они могли «ходить везде, где хотят, со своими стадами, пасти их, сеять и жить, где хотят, и зимою и летом; они свободны и не платят податей царю, потому что служат ему на войне, когда он их призовет». В поход они брали с собой и жен, и детей, и стада. В истории Тимура часто встречаются термины, относящиеся к военному делу; тем не менее эта терминология не вполне выяснена. Для обозначения больших племенных групп одинаково употребляются термины «иль» и «улус»; в том же значении встречается и слово «Тюмень» (тумен), собственно значившее «десять тысяч». Тысяча обозначалась персидским словом «хазаре», по-видимому рано перешедшим к туркам и монголам, более мелкие воинские части — монгольским словом «хошун». Есть известие, что в Моголистане хошуном назывался отряд в 1000 человек; из некоторых мест истории Тимура видно, что в Мавераннахре хошун заключал в себе всего от 50 до 100 человек. Приказы собраться на курултай (сейм, имевший при Тимуре, по-видимому, исключительно значение парада) или для похода передавались через туваджиев, должность которых считалась чрезвычайно важной, уступавшей только званию государя. При Тимуре был обычай, едва ли существовавший при Чингисхане, что с начальников частей при передаче
Военный строй был, в общем, тот же, как и в других турецких и монгольских войсках; но в деле военного искусства Тимур считался не только хранителем традиций, но и новатором. В битве с Тохтамышем в 1391 году им был применен какой-то особый строй из семи больших отрядов, о котором раньше никто не слыхал. Кроме обычного движения войсковых масс, которое, конечно, не могло оставаться скрытым, были случаи появления войска Тимура там, где его никто не мог ожидать. Ибн Арабшах рассказывает, что Тимур придумал для своих воинов особый головной убор, по которому они могли узнавать друг друга, и назначил им разные места, где они должны были собираться; сам он двинулся из Самарканда как будто в сторону Ходжента и степи, но на пути неожиданно повернул в другую сторону, в разных пунктах стал собирать отряды своего войска и неожиданно оказался на крайнем западе Персии, в Луристане. Официальная история Тимура не упоминает об этой хитрости, но и по официальной истории появление Тимура в 1386 году, в начале так называемого «трехлетнего» похода, в Луристане оказывается совершенно неожиданным. Говорится о возвращении Тимура в 1385 году в Самарканд, о зимовке около Карши, о решении идти на Иран, о собирании войска в Самарканде, о переправе через Амударью, о прибытии в Фирузкух и о быстром движении оттуда с пятой частью войска (туваджиям было приказано выбрать из каждого десятка людей по два) к Луристану.
Несмотря на крайнюю жестокость, с которой велись войны Тимура, мы в рассказах о подвигах отдельных богатырей, об их отношении к своему государю и даже к врагам встречаем эпические черты, напоминающие рассказы о европейском рыцарстве. Когда Тохтамыш в 1378 году победил с помощью Тимура своего соперника Тимур-Мелика, был взят в плен один из богатырей последнего; Тохтамыш хотел его пощадить и принять к себе на службу; богатырь преклонил колени перед ханом и сказал: «Пока был жив Тимур-Мелик, я вел лучшую жизнь, как эмир и правитель; хотел бы я вырвать тот глаз, который видит тебя на его престоле. Если ты хочешь оказать мне милость, вели отрубить мне голову и положить голову Тимур-Мелика на мою голову, его тело на мое тело, чтобы его нежная и благородная особа не лежала на земле унижения». Желание верного богатыря было исполнено. Характерен также рассказ о приключениях в сирийской степи в 1393 году двух богатырей Тимура, джучидского царевича Ибадж-оглана и чагатайского эмира Джелаля, сына Хамида. Оба изнывали от жажды и нашли только два глотка воды; Ибадж выпил глоток, но не утолил своей жажды и попросил Джелаля уступить ему свою долю. Тот по этому случаю вспомнил рассказ, некогда слышанный им от Тимура, о двух путниках, арабе и персе, изнывавших от зноя в пустыне; у араба еще оставалось немного воды; перс сказал, что только эта вода могла бы спасти его от смерти и что если араб даст ему ее выпить, то это будет лучшим доказательством прославленного благородства арабов. Араб ответил: «Я хорошо знаю, что, если я дам тебе воды, мне придется умереть, но слава арабов мне дороже собственной жизни»; перс получил воду и благодаря этому остался жив. Джелаль прибавил: «Я буду подражать этому арабу и дам тебе воды, чтобы наложить обязательство на потомков Джучи и улус его и сохранить добрую славу улуса Чагатая; только прошу тебя, когда ты вернешься к государю, доложить ему обо всем этом, чтобы рассказ был внесен в летопись». Ибадж дал обещание, получил воду и восстановил свои силы; Джелалю, однако, тоже удалось спастись от смерти; оба вместе достигли Кербелы, места гробницы имама Хусейна, потом пришли к Тимуру и рассказали ему о происшедшем. Тимур прославил подвиг Джелаля и его заботу о чести Чагатайского улуса и вспомнил о заслугах его отца Хамида.
Каково бы ни было отношение этих рассказов к действительности, они свидетельствуют о существовании в войске Тимура известного рыцарского идеала. Естественно, что такие рассказы слагались о самом Тимуре и его сыновьях. Несмотря на физическое увечье, Тимуру приписывались подвиги личной храбрости.
В 1379 году, во время осады Ургенча, хорезмийский владетель Юсуф Суфи послал Тимуру вызов на единоборство; Тимур принял вызов, прискакал ко рву крепости и звал оттуда на бой своего противника, но тот нарушил свое слово и не явился. Скоро после этого привезли Тимуру из Термеза вновь поспевшие арбузы; Тимур решил поделиться ими со своим врагом и послал Юсуфу арбузов на золотом блюде; Юсуф велел арбузы выбросить в воду, а блюдо подарил привратнику. В 1383 году Тимур в Сеистане хотел принять участие в битве и был удержан только просьбами эмиров.
Из сыновей Тимура Омар-шейх отличился еще в 1370 году, во время войны с Хусейном, когда ему было всего шестнадцать лет. Впоследствии ему в Фергане часто приходилось сражаться с моголами; о личных подвигах его много говорит «Аноним Искендера», столь же пристрастный к Омар-шейху и его сыновьям, как Хафиз-и Абру и Шереф ад-дин к Шахруху. О Шахрухе был сочинен фантастический рассказ, опровергавшийся самим Шахрухом, будто шестнадцатилетний царевич в 1393 году принимал горячее участие в битве с владетелем Фарса Мансуром и лично принес своему отцу его голову.
Ибн Арабшах утверждает, что в войске Тимура были идолопоклонники, носившие при себе идолов, были и женщины, принимавшие участие в битвах. Как бы то ни было, более строгим мусульманам чагатайские воины казались кафирами, как сами чагатаи не признавали мусульманами моголов, хотя официально ислам сделался господствующей религией в Моголистане еще при хане Туклук-Тимуре; только во второй половине XV века, при хане Юнусе, на моголов было распространено правило, соблюдавшееся вообще при войнах между мусульманами; чтобы военнопленные не продавались в рабство. Таким же образом в XIV веке Чагатайское государство не признавалось мусульманским; в 1372 году хорезмийский владетель Хусейн Суфи сказал послу Тимура: «Ваше царство — область войны (то есть владение неверных), и долг мусульманина — сражаться с вами». Воины Тимура, подобно языческим монголам, носили косы. Когда при осаде Дамаска (1400—1401 годы) внук Тимура Султан-Хусейн изменил своим и перешел на сторону осажденных, ему прежде всего отрезали косу и заставили его переменить одежду.
Ибн Арабшах упоминает об одной из старших
Своим потомкам Тимур посвящал много внимания; их воспитание было государственным делом, совершенно изъятым из ведения их собственных родителей. Когда ожидалось счастливое событие, родильницу вызывали ко двору и окружали ее всяческими заботами, но тотчас после разрешения у нее отнимали ребенка и поручали его воспитание назначенным для этого лицам, тщательно следившим за его пищей, одеждой и всем необходимым; когда наступало время, ребенка поручали особому воспитателю (атабеку), и тот обучал его всему, что нужно было знать будущему государю. Разницы между воспитанием наследника престола и воспитанием других царевичей не могло быть, так как не было точно установлено порядка престолонаследия; кроме того, государство считалось собственностью всего рода, и отдельные царевичи в своих уделах были почти совершенно самостоятельными правителями; вмешательство главы династии происходило только в тех случаях, когда удельный князь обнаруживал мятежные наклонности или ссорился с другими князьями, или когда область подвергалась явной опасности от дурного управления, от внешних или внутренних врагов. Такие случаи были еще при жизни Тимура, который вообще в своих сыновьях и внуках далеко не был так счастлив, как Чингисхан. Из четырех сыновей Тимура двое старших умерли, как мы видели, при жизни отца. Третий, Мираншах, родившийся в 1366 году, уже в 1380 году, четырнадцати лет от роду, принял участие в походе на Хорасан и тогда же был назначен правителем этой (еще не завоеванной Тимуром) области. По своей жене, внучке хана Узбека, Мираншах, подобно Тимуру, носил титул гургана (зятя). Местопребыванием двора Мираншаха в то время, когда он был правителем Хорасана, был Герат. В 1393 году ему было дано еще более высокое назначение; Тимур в это время мог считать себя обладателем «царства Хулагу», то есть государства персидских монголов, и «престол Хулагу» был отдан Мираншаху. Главными городами этого обширного удела, заключавшего в себе всю Северную Персию с Багдадом и Закавказьем, были Тебриз и Султания.
Мираншах не только отличался личной храбростью, но также походил на отца жестокостью и коварством; в 1389 году он в Самарканде убил последних потомков династии гератских владетелей Куртов, причем на пиру со смехом отрубил голову сыну гератс ко го князя Пир-Мухаммеду и потом объяснял свой поступок опьянением. Однако около 1399 года до Тимура дошли вести, что поведение Мираншаха совершенно изменилось, что после падения с лошади на охоте осенью 1396 года у него стало обнаруживаться расстройство умственных способностей, что страна под его управлением приходит в полное расстройство и подвергается нападениям внешних врагов. Разрушительные наклонности, унаследованные Мираншахом от отца, приняли болезненные формы; Клавихо уверяет, будто он разрушал здания только для того, чтобы о нем говорили: «Мирза [35] Мираншах не сделал сам ничего, а велел разрушить лучшие творения в мире». В это время в Самарканд прибыла «ханская дочь», жена Мираншаха, с жалобой на мужа и с известием о его мятежных намерениях. Даулетшах [36] рассказывает об этом событии с яркими подробностями, которых нет в других источниках и которые едва ли соответствуют действительности; княгиня будто бы показала свекру свою окровавленную рубаху, и Тимур был так поражен поступком сына, что заплакал и целую неделю ни с кем не говорил. Официальная история говорит только о грубых обвинениях, возбужденных Мираншахом против жены; ей удалось опровергнуть обвинения, клеветники «из мужчин и женщин» поплатились жизнью; но разгневанная княгиня все-таки уехала в Самарканд.
35
Мирза (перс.) — царевич.
36
Даулетшах, Девлет-шах (ум. 1495) — персидский историк.
Событиями 1399 года был вызван последний, самый продолжительный (так называемый «семилетний») поход Тимура на запад, увенчавшийся победой над египетским султаном и «римским кесарем», то есть османским султаном Баязидом. Мираншах и население его областей подчинились Тимуру без сопротивления; царевич был низложен, его советники и товарищи его веселой жизни казнены, растраченные им деньги возвращены в казну. Зато последующие события могли показать Тимуру, как непрочно согласие среди членов его династии. Отправляясь в поход, Тимур поручил Самарканд Мухаммед-Султану, сыну Джехангира, Фергану — Искендеру, сыну Омар-шейха. Еще зимою 1399—1400 годов между ними произошла ссора; весной 1400 года Искендер по распоряжению Мухаммед-Султана был привезен в Самарканд и заключен под стражу; его атабек (Искендеру было тогда около шестнадцать лет) и с ним 26 нукеров казнены. В том же году сам Тимур низложил в Фарсе старшего брата Искендера, Пир-Мухаммеда; его обвиняли, во-первых, в том, что он под предлогом болезни уклонился от участия в одном походе, во-вторых, в приготовлении с неизвестной целью каких-то ядов. Советники царевича были казнены; сам он был привезен в Герат и по приговору «великого дивана» наказан палками; так же было поступлено в 1401 году с Искендером. В самом конце 1400 года, во время осады Дамаска, внук Тимура (сын его дочери) Султан-Хусейн перешел на сторону осажденных и сражался против своих; еще до сдачи города, во время одной вылазки, он был взят в плен и приведен к Тимуру, который в этом случае наказал виновного только палками.