Тамерлан — покоритель Азии
Шрифт:
Когда я был захвачен в плен Али-беком и брошен в тюрьму, переполненную гадами, один из моих министров, по имени Азизуддин, явился ко мне на помощь. Он усыпил Али-Бека, а тем временем я призвал все свое мужество и, вспомоществуемый вооруженной силой, взял с бою мою свободу. Низам ал-Мульк освободил таким же образом султана Малик-Шаха из оков цезаря [100] .
Министр, портрет которого я старался нарисовать, вполне заслуживает быть товарищем в управлении государством; почести, ему оказываемые, соответствуют его заслугам; на его речи смело можно положиться, ибо все, что он говорит,
100
Источники не сохранили никаких сведений об этом происшествии.
Такой министр, даже и при монархе-притеснителе, может исправить все несправедливости; если же министр сам разбойник, то он поможет государству впасть в неустройство (беспорядок).
Я приказал, чтобы триста тринадцать человек, избранных из среды самых верных слуг, были назначены для начальствования; я требовал, чтобы эти новые эмиры обладали знатностью происхождения, соединенною с благородством души, умом, хитростью и смелостью, храбростью и осторожностью, решимостью и предусмотрительностью, бдительностью, настойчивостью и глубокой обдуманностью. Каждый офицер имел одного лейтенанта или преемника. В случае смерти какого-нибудь офицера его заменял преемник, который назывался кандидатом на начальствование.
Эти триста тринадцать эмиров были исполнены здравого суждения и равномерно одарены всеми талантами, необходимыми как на войне, так и в мирное время. Опыт научил меня, что для того, чтобы быть способным к исполнению обязанностей эмира или командующего, необходимо знать тайны военного искусства и средства разбивать неприятельские колонны, не терять присутствия духа в момент действия, не останавливаться ни пред какими трудностями, быть всегда в состоянии направлять движение своих войск и, в случае какого-либо беспорядка, уметь тотчас же предотвратить его.
Тот, кто во время мира или войны мог исполнить обязанности моего наместника, был также способен стать и главнокомандующим моими войсками; он сумел бы командовать с твердостью и достоинством и строго наказать всякого, кто бы осмелился его не послушаться.
Я приказал, чтобы из среды офицеров или эмиров, о которых я только что говорил, было избрано: четверо в командиры первого ранга и еще один, чтобы служить мне главнокомандующим, чтобы этот последний в течение войны и во время дела (битвы) имел право командовать как офицерами, так и простыми солдатами; когда же я сам становился во главе своих войск — то чтобы он исполнял при мне обязанности лейтенанта.
Я допустил к командованию еще 12 талантливых человек, пользовавшихся хорошей репутацией.
Я вверил 1000 всадников первому эмиру и назначил его офицером этого отряда; 2000 второму, предоставив ему над ними ту же власть; в таком же порядке третий, четвертый и пятый эмир командовали тремя, четырьмя и пятью тысячами, и так до двенадцатого, который и был поставлен во главе 12 000 всадников; и все эти эмиры были лейтенантами друг друга.
Первый был лейтенантом второго, второй — третьего и т. д. до двенадцатого, который был главнокомандующим; и этот последний был моим лейтенантом; таким образом, в случае крайности жизни он исполнял обязанности своего старшего начальника.
Из среды этих трехсот тринадцати офицеров я назначил сто десятников (унбаши), сто сотников (юзбаши) и сто тысяцких (минбаши).
Все офицеры были подчинены главнокомандующему и строго несли каждый свою обязанность, не обременяя ею другого, потому что то, что в состоянии исполнить один унбаши, не требует забот со стороны юзбаши. Точно так же будет лишним юзбаши, если минбаши в состоянии исполнить порученное ему.
Каждый офицер, желавший (получить) иметь занятие, получал его.
Те из избранных воинов, которые отличатся на войне необыкновенною храбростью, могут возвыситься до ранга ун-баши; при вторичном отличии они должны получить звание юзбаши и наконец — минбаши. Я не желаю, чтобы были награждаемы проявления храбрости, когда они вызваны только стремлением избежать неприятельского оружия, потому что это не превосходит самозащиты быка, противополагающего свои рога нападению, а необходимо обращать внимание на благородство и возвышенность чувства, руководящего солдатом в деле.
Если минбаши с оружием в руках опрокинет неприятельский отряд, то его можно повысить до звания первого эмира; первый эмир, который обратит в бегство неприятельскую армию, может быть возведен в ранг второго эмира, и так могут повышаться все офицеры, блестящим образом отличившиеся на поле битвы. Простому солдату в награду за оказанную храбрость можно увеличить жалованье. Солдат, бежавший с поля битвы, должен быть лишен участия в разделе добычи, но его можно извинить и даже простить ему, если он вынужден был к тому превосходством неприятеля. Тот, кто возвратится с поля битвы покрытый ранами, должен быть окружен почетом; если раны и заставили его удалиться с поля битвы, то все-таки следует осыпать его похвалами, так как эти раны доказывают, что если не сам он нападал на неприятеля, то во всяком случае неприятель был близко к нему.
Мною было строго запрещено лишать солдат должной награды. Поседевшие на военной службе не теряли ни жалованья, ни чина; их служба не была забываема, потому что тот, кто посвящает долгую жизнь, которою мог бы наслаждаться, всем случайностям войны, достоин награды; он имеет право требовать богатств и отличий. Умалчивать о заслугах, отказывать ему в награде было бы возмутительной несправедливостью.
Я стремился к тому, чтобы каждый офицер, министр или солдат, который своими трудами способствовал упрочению моего величия, выигрывая ли сражения, присоединяя ли царства или выказывая свою храбрость, всегда получал удовлетворение, которого вправе был ожидать ценою своих заслуг. Старые воины были глубоко почитаемы, речи их выслушивались, потому что все, что они ни говорили, было основано на опыте; они составляли славу моего государства, и дети их наследовали должности, которые были ими занимаемы.
Я запрещал предавать смерти пленных, предоставлял им право для выбора, вступить ко мне на службу или получить свободу. Так я даровал свободу 4000 турок.
Если неприятельский солдат по окончании битвы, по исполнение законов хлеба-соли по отношению к господину, искал у меня убежища по необходимости или по доброй воле, то его принимал с почетом; ему следовало оказывать большое внимание, так как он был верен своему государю и долгу.
Таким образом я отнесся к Шир Бахраму. В битве, которую я дал эмиру Хусейну, Бахрам двинулся против меня и оказал чудеса храбрости. Но впоследствии он был принужден прибегнуть к моему покровительству и встретил у меня почетный прием.