Тамо далеко (1941)
Шрифт:
— Хальт, цурюк! — заорал я на посмевшего и сунул ему в нос рейспаспорт.
— Это мой брат, Генрих Шварцкопф! — вышел из ступора и заголосил пацан.
— Документы! — раздался начальственный рык.
К нам подошел усташ в пилотке и портупее с пистолетом.
— Их бин Рейхсбюргер! Дойч, немец!
— Врет! — влез конвоир и ткнул в парня: — У этого православный крест был!
— Найн! Вир зинд Лютеранер!
Старший глянул в мой паспорт, посмотрел в мои озверевшие глаза, вернул книжечку и решил не связываться, а своему подчиненному бросил:
— Ты сам-то давно перекрестился?
Понятненько…
Без лишних слов я довел парня до каморки и накормил его. Он неплохо держался, но разрыдался после вопроса где его родители. Успокоить удалось не сразу, из прерываемых всхипами фраз я понял, что он из села Кривоглавцы, где местные усташи начали резвиться еще вчера, а всех, кто им противился, попросту связали попарно стальной проволокой и скинули в Босну. Марко сумел выбраться к родне в Сараево, где попал как кур в ощип.
Наказал парню не высовываться, а лучше всего залечь спать, а сам все-таки двинулся на вокзал, пытаясь успокоить раздрай в мыслях — куда деть Марко? Тащить с собой? Где взять документы? Купить? Рефлекторно полез в карман, в котором когда-то носил бумажник с кредитными картами, прежде чем сообразил, что никакого пластика тут в помине и нет. Ладно, расплатимся и бумажными деньгами.
В четвертом по счету магазинчике я нашел искомое, мне завернули в грубую коричневую бумагу несколько пачек галет. Я уже шел назад, соображая, что еще нужно запасти, когда на углу Крушевацкой встал, скрипнув тормозами, грузовик, из которого посыпались усташи, уже не в повязках, а в полноценной в черной форме. Я заторможенно прикинул, когда это они успели ей обзавестись, но если Загреб сдали десять дней назад, то время у них было, и почти прошел мимо них, но в меня уперся ствол винтовки:
— Ты кто? Православац?
Глава 6
Неуловимые мстители
На меня пахнуло бензиновой гарью, потом и… наглостью. Эти разудалые ребята сто пудов не местные, не иначе, прислали сюда из Загреба наводить усташские порядки в Боснии. Ее только что прирезали к Ховатии с широкого барского плеча немцев, не глядя, что абсолютное большинство населения — мусульмане-бошняки и сербы. Вот и хорваты и начали сразу показывать, кто в доме хозяин.
— Православац? — с поганенькой усмешкой повторил светловолосый мужик с поросячьими глазами и ткнул в меня винтовкой еще раз.
Знакомый типаж, наверняка служил на низшей должности и вот дорвался до власти.
— Давай, помолись своему богу, — он поддел стволом сверток и выбил его из моих рук. — На колени!
Я все так же заторможено (жаль, нет тут доктора Заманова, спросить, что со мной не так) наклонился подобрать галеты, но вдруг получил пинок и упал, чуть не пропахав носом мостовую. А когда я попытался встать, усташ под ржание собравшихся кругом остальных, еще и наступил на сверток. Бумага порвалась, галеты рассыпались, но это и вывело меня из ступора, заполнив холодной яростью.
— Славишес швайн! — вскочил и рявкнул я так, что усташ отшатнулся. — Их бин Дойче!
Ох, как у него забегали глаза, он обернулся в поисках поддержки, но большинство соратников сделали вид, что они тут не при чем, просто вышли погулять. И только один, с высокомерной рожей, сквозь зубы процедил:
— Да
По счастью, здание штаба военного округа, где засел немецкий комендант, от Крушевацкой совсем рядом и эта часть города уже перекрыта гарнизонными патрулями. Вот двое фрицев и вывернули из-за угла, топая сапогами, и я, проверенным методом, начал голосить на немецком, именуя себя «гражданином Рейха». После окрика «Хальт!» усташи попятились, а мне пришлось бороться с желанием выхватить пистолет и угробить парочку уродов, но разум взял верх над злобой — их двадцать, хрен знает чем перестрелка закончится! Даже если повезет, непременно последуют разборки с комендатурой.
Светловолосый, поминутно кланяясь, объяснял солдатам, что тут просто недоразумение. Старший патрульный вальяжно отстранил усташа, поинтересовался, где я живу и посоветовал сегодня же обратиться в комендатуру за аусвайсом, чтобы не таскать с собой рейспасс. Но я уже твердо решил, что из Сараево надо убраться в место поспокойнее.
Как только вернулся в конурку, выпотрошил заначки и сложил все невеликое имущество в рюкзак, но тут же встал вопрос — а куда податься? Естественно, вместе с Марко — бросить его не хватало совести. Тащить к морю не вариант, сдать родне тоже, в любом случае, пока надо найти тихое место и отсидеться. По крайней мере до тех пор, пока не появятся партизаны — вот им Марко и отдам, ничего лучшего я не придумал. Если правильно помню, югославы начали войну против немцев почти сразу после оккупации, так что ждать придется недолго, а самому в темпе валить дальше, как только восстановят движение на железной дороге.
У этого плана сразу обнаружились два препятствия.
Во-первых, Марко жаждал мести и не желал прятаться. Стоило ему перегоревать, как он заявил, что усташские рожи он запомнил и непременно их зарежет. Иначе не будет ему покоя, ни в ясный день, ни в темную ночь.
Я еще подивился разнице мировосприятия: у нас лелеют мнимую биполярочку и годами страдают после пустячных детских травм (раскармливая психологов и прочих мозгоправов), а тут после такого потрясения парень стискивает зубы, требует оружия и пусть с биполярочкой мучаются те, кто от него убежать успеют.
Ну и во-вторых, в ходе выполнения плана требовалось жрать. Моих денег на двоих могло хватить на месяц, от силы на два, тем более при сараевских ценах, а на сколько затянется ожидание, неизвестно.
Марко предложил перебраться в Кривоглавцы, где все подешевле, где остались родня и знакомые. Распростившись с хозяйкой, мы двинулись напрямки, чтобы лишний раз не маячить возле станции, казарм, комендатуры и на дорогах. И вот тут план столкнулся с третьим препятствием — путь лежал через гряду за околицей и, стоило нам ее перевалить, стало ясно, что за выстрелы оттуда раздавались…
Эти сволочи даже не выставили оцепления — прятаться новые хозяева жизни и не собирались. На наших глазах они обдирали с приведенных из города людей одежду поприличней, сваливали ее в кучу, а полураздетым мужчинам и женщинам связывали руки. Марко чуть не закричал и мне пришлось буквально затыкать ему рот, валить и прижимать к земле, чтобы нас не заметили. Когда я счел возможным его отпустить, он только тяжело дышал и молчал, не обращая внимания на текущие слезы и неотрывно смотрел на происходящее внизу.