Шрифт:
Майкл МУРКОК
ТАНЦОРЫ В КОНЦЕ ВРЕМЕНИ
ПУСТЫЕ ЗЕМЛИ
ЧУЖДЫЙ ЗНОЙ
Майкл МУРКОК
ПУСТЫЕ ЗЕМЛИ
Посвящается Мику Гаррисону и Диане Бордмен
Давай уйдем!.. Вот-вот наступит ночь,
Окончен день забот для нас с тобой,
Снят урожай, что послан нам судьбой.
Тоска и смерть. Ушла надежда прочь.
Давай уйдем!.. Покинем этот мир -
Безумный мир тщеславной суеты,
Несчастный мир бездушной пустоты,
Где человек так немощен и сир.
Давай уйдем!.. Туда, где нет ни слез,
Ни смеха,
Ни страха, ни любви, ни сладких грез…
Там отдых обретают старики.
Мы превратимся в сок родных берез,
Мы уплывем с водой родной реки…
Давай уйдем!..
Эрнест Доусон,
“Прощальное слово”, 1899 г.
1. ДЖЕРЕК КОРНЕЛИАН ВСЕ ЕЩЕ ЛЮБИТ МИССИС УНДЕРВУД
– Боюсь, что ты дал начало еще одной моде, дорогой.
– Железная Орхидея сдвинула покрывало из соболей и столкнула Джерека с постели стройной ногой.
– Я так горжусь тобой! Как любая мать. Ты талантливый и вкусненький сын!
Джерек вздохнул, лежа на дальнем краю постели, полностью спрятав лицо в огромной мягкой куче подушек. Он был бледен и задумчив.
– Благодарю тебя, ярчайший из цветов, самый благородный из металлов.
Его голос был слаб.
– Но ты все еще тоскуешь, - сказала она сочувственно, - по этой миссис Ундервуд.
– Так и есть.
– Немногие смогли бы сохранить подобную страсть так долго. Мир все еще нетерпеливо ждет развязки. Ты отправишься к ней? Или она явится к тебе?
– Она сказала, что придет ко мне, - пробормотал Джерек Корнелиан.
– По крайней мере, я так понял. Ты знаешь, как трудно иногда понять смысл беседы с путешественником во времени, и, должен сказать, это особенно трудно в 1896 году.
– Он улыбнулся.
– Тем не менее, все было чудесно. Хотел бы я, чтобы ты все это видела своими глазами, Железная Орхидея. Кофейные палатки, Кухни Джонса, Тюрьмы и другие памятники. И так много людей! Можно усомниться, хватает ли воздуха на всех!
– Да, дорогой.
– Ответ ее не был таким живым, каким мог бы быть, так как она уже слышала все это не один раз.
– Но твоя конструкция находится здесь на радость всем нам. И другие теперь следуют за тобой.
Догадываясь, что ему грозит опасность наскучить ей, Джерек сел среди подушек, расставил пальцы рук на уровне глаз и принялся разглядывать мерцающие кольца власти, украшающие их. Сжав совершенной формы губы, он установил в определенное положение кольцо на указательном пальце правой руки. На дальней стене комнаты появилось окно, через которое ворвались теплые и яркие солнечные лучи.
– Какое красивое утро!
– воскликнула Железная Орхидея в похвалу ему.
– Как ты планируешь провести его?
Джерек пожал плечами.
– Еще не знаю. У тебя есть предложения?
– Ну, Джерек, поскольку именно ты установил моду на ностальгию, я думаю, тебе захочется отправиться со мной в один из старых гниющих городов.
– Что касается тебя, ты совершенно в ностальгическом настроении, королева матерей с богатым воображением.
– Он нежно поцеловал ее веки над черными, как смоль, глазами.
– Мы в последний раз посещали его, когда я был ребенком. Ты имеешь в виду Шаналорм, конечно?
– Шаналорм или любой другой, какой захочешь. К тому же, как я помню, ты был там зачат.
– Она зевнула.
– Гниющие города - единственное, что постоянно в нашем мире.
– Некоторые сказали бы, что они _б_ы_л_и_ миром, - улыбнулся Джерек.
– Но у них нет очарования метрополий Эпохи Рассвета, какими бы древними они ни были.
– Я нахожу их романтичными, - сказала она, охваченная воспоминаниями, и обняла его черными руками, целуя в губы цвета полдневной голубизны. Ее одежда (живые пурпурные маки) вздымалась и опадала.
– Что ты наденешь, отправляясь за приключениями? Ты по-прежнему предпочитаешь свои костюмы со стрелами?
– Думаю, нет.
Он был немного разочарован тем, что она все еще пристрастна к черным и темно-синим оттенкам. Значит, она еще не полностью забыла свою связь с гибельно-мрачным Вертером де Гете. Он подумал немного, а затем движением кольца власти создал струящуюся мантию из белого, тончайшего, как паутина, меха. Намерением его было создать контраст, и мантия понравилась ей.
– Превосходно, - промурлыкала она.
– Идем, погрузим твой багаж и отправимся.
Они покинули ранчо Джерека (которое намеренно сохранялось в том виде, каким он его сделал, когда старался подготовить дом для своей утерянной возлюбленной, миссис Амелии Ундервуд, перед тем как она отправилась назад в девятнадцатое столетие) и пересекли хорошо ухоженную лужайку с подстриженной травой, где больше не бродили среди кустов, беседок, роз и японских садиков олень и бизон, напоминавшие ему так мучительно о миссис Амелии Ундервуд.
Ландо Джерека из молочно-белого нефрита было обито изнутри шкурами винилов (давно исчезнувших зверей) абрикосового оттенка и украшено зеленым золотом.
Железная Орхидея устроилась в экипаже. Джерек уселся напротив и постучал по перилам ограждения, дав экипажу сигнал для подъема. Кто-то (не он) создал приятное круглое желтое солнце и роскошные голубые облака, под которыми уходили вдаль невысокие, поросшие травой холмы, леса из сосен и гвоздичных деревьев, реки янтарного и серебряного цветов, глядя на которые отдыхали глаза. Такой ландшафт простирался на мили и мили вокруг. Ландо направилось в южном направлении, к Шаналорму.
Они пересекли белесоватое море, из которого существа розового цвета, напоминающие гигантских земляных червей, высовывали головы или хвосты (или и то, и другое одновременно), гадая, кто создал их.
– К несчастью, это, вероятно, Вертер, - сказала Железная Орхидея.
– Как он борется против обычной эстетики! Вот еще один пример выражения его натуры, как ты думаешь? На мой взгляд, довольно примитивно.
Они были рады, когда белесое море осталось позади. Сейчас под ними проплывали высокие соляные утесы, блестевшие в свете красноватого шара, который, вероятно, и был настоящим солнцем. В этом ландшафте таилось молчание, которое волновало обоих, и они не разговаривали, пока тот не остался позади.
– Почти на месте, - сказала Железная Орхидея, перегнувшись и посмотрев через край ландо, хотя в действительности не имела ни малейшего представления, где они находятся, да в этом и не было необходимости, так как Джерек дал экипажу ясные инструкции. Джерек улыбнулся, восхищенный энтузиазмом матери. Она всегда радовалась их совместным вылазкам.
Захваченная порывом ветра, его одежда из меха-паутинки взметнулась вверх, закрыв обзор. Джерек прихлопнул полы вниз так сильно, что белизна растеклась по всему сиденью, и в этот момент по причине, которой не смог определить, Джерек подумал о миссис Ундервуд, и лицо его затуманилось. Прошло уже больше времени, чем он ожидал. Джерек был уверен, что она вернулась бы, если бы смогла. Он понял, что вскоре придется нанести визит раздражительному старому ученому Браннарту Морфейлу и просить его использовать другую машину времени. Морфейл заявил, что миссис Ундервуд, подверженная, как и любой другой человек, эффекту Морфейла, скоро будет вытолкнута из 1896 года, но при этом может оказаться в любом периоде времени за последние миллионы лет, но Джерек был уверен, что она вернется в его век. В конце концов, они любили друг друга. Она подтвердила давным-давно, что любит его. Джерек подумал, не Браннарт ли, полный решимости доказать безупречность своей теории, блокирует попытки миссис Ундервуд достичь его. Конечно, такое подозрение несправедливо, но уже было очевидно, что миледи Шарлотина и Лорд Джеггед Канарии ведут какую-то запутанную игру, включающую его и миссис Ундервуд судьбы. До сих пор Джерек относился к этому вполне добродушно, но теперь начал подумывать, не стала ли шутка заходить слишком далеко.