Танцовщица для небесного бога
Шрифт:
Никогда еще Анджали не испытывала такого душевного подъема, такого сердечного жара. Вознося в танце молитву, ей казалось, что алтарь ее бога не украшен алыми цветами, а объят настоящим огнем. Конечно же, порыв танцовщицы не мог не захватить и зрителей.
— Они с ума сошли! — закричала Сахаджанья, когда Анджали вернулась после последнего поклона. — Ты слышишь, что там происходит?! Ты — чудо, моя девочка! Я всегда это знала!
Джавохири стояла тут же — после этого танца полагался получасовой перерыв, и она позволила себе задержаться, чтобы посмотреть
— Теперь можешь утолить жажду, — Сахаджанья уже не боялась смять наряд, и прижимала к себе Анджали изо всех сил. — Теперь главное — не оступись. Делай все, как делала до этого.
Их обогнала служанка, тащившая кувшин, полный воды, подкисленной плодами тамаринда.
— Ты все сделала очень хорошо, — продолжала Сахаджанья. — Госпожа Сарасвати трижды хлопнула после твоего танца…
Впереди раздались визг служанки и грохот и плеск — это она уронила кувшин с напитком. Сахаджанья и Анджали вбежали в комнату, и застыли на пороге, потрясенные чудовищной картиной: прекрасный наряд для арангетрама был разрезан в клочья. Красная ткань с золотой вышивкой валялась лохмотьями, словно подтеки крови.
Услышав крики и шум, в комнату через окно ворвался Коилхарна. Увидев испорченный наряд, он тоже замер, потрясенный.
— Бата! — издала вопль горя служанка, упав на колени. — Что же теперь будет?!
Сахаджанья не дала ей предаться горю, подняла и толкнула к выходу:
— Быстро, найди и принеси красную ткань. Любую — хоть оторви занавеску на вимане господина Шакры! У меня в доме есть красная ткань с золотом, но быстро ее не привезти…
— Я могу взять виману и слетать, — с готовностью предложил Коилхарна, — никто не узнает.
— Быстро! — велела Сахаджанья. — Отыщешь мой дом, он под баньяном, и забери всю красную ткань, что там найдешь!
Гандхарв выскочил в окно и умчался быстрее ветра.
— Слишком долго, он не успеет вернуться, — Анджали уже пришла в себя, с отчаяньем глядя на погубленный наряд.
Прибежала служанка и плача поведала, что во всем дворце нет ни одной красной тряпки — везде шафрановые и синие драпировки и занавеси.
— Выйти в шафрановом на поклонение Агни — это оскорбление божеству, — процедила Сахаджанья сквозь зубы, глаза ее так и сверкали. — А если Анджали не выйдет вовремя, то сразу же проиграет.
Сама Анджали прекрасно понимала, чьих рук дело — испорченный наряд. Но вот так сдаться? Объявить, что не может выйти на приветствие? Взгляд ее упал на чашку с кармином, которым полагалось окрашивать ступни и кончики пальцев. Мысль, подобная молнии, промелькнула в ее сознании, и она принялась раздеваться.
— Быстрее, наставница! — сказала она. — Накрась меня кармином!
Сахаджанья поняла ее с полуслова, и лицо ее отразило смятение, замешательство, а потом вновь стало спокойным.
— Ты права, — она опустила ладони сначала в масло, потом в кармин, растерла его и принялась наносить красные полосы на тело Анджали, как складки дхоти.
— Нам нужны еще куркума и уголь. Принеси! — велела она служанке.
Пока бегали за куркумой и углем, Сахаджанья раскрасила Анджали от колен до бедер. Разведенной куркумой она нанесла желтые пятна по красному и взялась за уголь.
— Язык Агни! — воскликнула она. — Уголь не рисует поверх кармина!
Оглянувшись она схватила нож для фруктов, и одним движением сделала длинный надрез на своей ладони.
— Кровь на воздухе потемнеет и станет бурой, — сказала Сахаджанья, нанося на тело ученицы рисунок кровью.
Надев золотой пояс с подвесками, браслеты, ожерелья и украсив волосы цветами, Анджали была готова начать пляску-представление.
— Подожди, еще надо подкрасить соски, — сказала Сахаджанья, обмакивая палец в кармин, но Анджали решительно остановила ее.
— Не надо. Я и так хороша, безо всяких прикрас.
Наставница на мгновенье потеряла дар речи от такого бахвальства, но потом благословила ученицу и сказала на прощанье:
— Там горят лампы, свет их неровный. Может, никто и не догадается. Иди и зажги танцем огонь.
— Зажгу, — сказала Анджали сквозь зубы. — Сейчас сцена запылает.
Ей и в самом деле показалось, будто за спиной раскрылись огненные крылья. Негодяйка Джавохири ни перед чем не остановится, чтобы навредить! Это не только знак подлого сердца, но еще и знак трусости. Понимает, что выиграть честно не сможет.
— Постой, я еще раз взгляну на тебя, — сказала Сахаджанья, когда уже зазвенели колокольчики, оповещая, что другая участница закончила танец. — Выбрось из сердца всю ненависть, оставь там только любовь. Вообрази мужчину — самого прекрасного в этом мире…
— Я знаю, наставница, — перебила ее Анджали, разминая пальцы на руках, — вы уже сто раз говорили мне это.
— И скажу в сто первый, — рассердилась та. — Апсара не может любить, но она должна превосходно играть в любовь. Сейчас ты должна сыграть. Обмани всех, спрячь свой бурный нрав и покажи только пламя в сердце.
— Хорошо, хорошо… — Анджали вышла в коридор, и Сахаджанья поспешила следом.
Занавес уже приподняли, и распорядитель представления испуганно вглядывался в темноту — почему опаздывает вторая участница.
— Вы нарочно меня задержали, — догадалась Анджали, обнаружив, что Джавохири уже убежала переодеваться. — Чтобы я не встретилась с этой мерзавкой!
— Только любовь, никакой ненависти в сердце! — предостерегла ее наставница, побелев, как молоко. — Ну, вперед!..
Едва Анджали оказалась на сцене, музыканты тут же застучали в барабаны. Упрев кулаки в бедра, пристукивая босыми пятками, Анджали прошла по сцене посолонь, а потом вышла на середину, чтобы приветствовать зрителей.
Юная апсара из числа тех, что прошли посвящение в прошлом году, поднесла ей цветочную гирлянду и надела на шею. Цветы были красные, пахнувшие ароматно и тонко. Анджали сложила ладони, благодаря за подношение цветов и поклонилась зрителям, коснувшись ладонями мозаичного пола.