Танцующая на углях
Шрифт:
"Боги!!!" - раздалось визгливо на самой высокой ноте с берега, и ладья со статуей, взлетев с водной глади и описав в воздухе огромную дугу, не свойственную такой громаде, упала прямо в реку, забрызгав всех стоявших поблизости. Перепуганные горожане понеслись прочь с этого места, толкая друг друга и стараясь избежать первым "наказания богов". Кого-то во всеобщей толчее придавило, кто-то потерял то ли сына, то ли дочь, то ли возлюбленную; повсеместно слышались крики, визг, а жрецы на берегу, оценив свои жизни дороже всего остального, бросились вслед за основными массами. Лишь один вспомнил о своём назначении и, упав на колени, принялся возносить молитвы всем известным богам, в основном, богу Нила. А над всем этим на вершине возвышения стоял И, равнодушно взирающий на происходящее подведёнными чёрными глазами, чётко выделявшимися на позолоченном лице. Первое, что мне захотелось
– Эстела, это кто?!
– сквозь разразившуюся потрясённую тишину пробился ко мне голос Романа. Его любознательность была вполне понятна, но не своевременна, о чём я не смогла ему сказать, прокричав по направлению к возникшей громаде:
– Отец!
– этот возглас привлёк ко мне сотни потрясённых явлением бога взоров, что меня, в принципе, не волновало.
– Шкажи ему, што я тут не прищём!
– тут же нашёл свою выгоду во всём этом полулев и получил такую оплеуху, которая вогнала его без особых усилий в песок до половины.
– Отец, твоя блудная дочь вернулась!
– повторила я и покорно скрестила на груди руки, прижав ладони к плечам; перед отцом я всегда робела, подчиняясь ему беспрекословно: в нашем роду привыкли почитать старших. Крокодил медленно повернул ко мне морду.
– Кошка... Это Великая Кошка...
– зашелестело по толпе (они смогли меня заметить даже сквозь отвод глаз?!), и я почувствовала в этих словах ненависть собаки к кошке.
– Видишь, как тебя любят, Плеть, видишь? Не очень ли ты спешишь? Не спеши, подожди меня, я скоро прибуду...
– с наслаждением зашептал песок под ногами, заставив меня брезгливо встать на цыпочки и отступить, хотя шёпот и приближался ко мне с упрямством засухи. Боги! Это говорит Сет устами И! Не думала я, что это случиться так скоро... Я мельком глянула на Романа, который с большим беспокойством взирал на всё происходившее и готов был броситься в бой в любую минуту даже с Нхемсут, намертво вцепившейся в его коленки.
– Пле... то ешть, Эштела, это што ж это делается в... Ой, мамочка, смотри!
– неожиданно взвыл полулев совершенно чистейшим произношением и обомлело застыл, изо всех сил вперив взгляд в таксиста. Я поспешила обернуться снова к нему, вполне ожидая какой-нибудь катастрофы, и узрела с возмущением у ног этого жаждущего мести рядового водителя с улиц Питера вместо хрупкой Нхемсут не менее хрупкую, но менее приятную... Любу!
– Что?
– удивился нашим лицам резвый мститель и тоже опустил заинтересованную физиономию вниз. Какого же было его удивление, когда он узрел объект своих несчастий и злоключений, который вдобавок ещё и ухмылялся с противным огоньком в глазах, отдававшим мертвечиной. Сзади расхохотался И (мой диск не нанёс ему лишних увечий, лишь ещё больше разозлил), а Люба озвучила этот смех словами:
– Давно не виделись, Ромочка, не скучал по своей девочке? Ничего, скоро ты вообще не будешь скучать: великий Анубис говорит, что в мире тьмы и проклятых душ не соскучишься...
– Чего-о-о?! Ты мне ещё грубить будешь, стервь такая?!
– прорвало, наконец, Романа, над его челом тут же сгустились тучи, и он с преступным энтузиазмом бросился душить это "стервозное существо", которое ещё и кусаться умеет, оказывается! Я не стала любоваться тем, на какое расстояние покатился этот дуэт в партерной борьбе, а мысленно поручила Марселле не выпускать из виду И и обратилась снова к отцу, старательно не замечая бросаемые на меня со стороны толпы взоры:
– Отец, прости неразумную, нам вечно кто-то мешает...
– Бастет?
– прорычало трёхметровое чудище, направив на меня красные блестящие глаза (о, наконец-то я услышала своё имя применительно к себе!), однако, прежде чем он смог что-либо предпринять, я резко поднесла к лицу руку, коснулась губами кончиков пальцев и послала свой знаменитый поцелуй на диске огромных размеров по направлению к И.
Наслаждаться его диким визгом мне было некогда, хотя это принесло бы мне несомненное успокоение, так как пришлось обратиться по второму кругу к крокодилу и закрываться от его солнечных ударов, тут же практически полетевших в меня. Не рассчитав немного, я не успела сориентироваться и упала на песок, закрывая свою голову руками и пытаясь уйти из-под обстрела.
– Какого...
– Роман сам не заметил, как ослабил хватку, и вёрткая Люба вынырнула из его смертоносных объятий, змеёй обвив его ноги и повалив его на песок рядом с собой, а потом навалившись на него всем телом и потянувшись к нему губами. "Хочешь забрать мою привилегию?!" - неистово прошипела я, вне себя от ярости и, позабыв об интересном отношении ко мне отца, ударила по земле ногой и обратилась в огромную чёрную кошку. Прыгнув в её направлении, я когтями вцепилась в её плечо и рванула его на себя, отрывая Бочанскову от таксиста. В это мгновение меня саму отнесло влево неизвестной силой, из-за чего я потеряла хорошенько пораненную девчонку, а в то место, где мы только что были, грянул удар ужасающей силы. Представив себя вполне реально в виде кошачьего фарша, я услышала совершенно нормальный голос Сфинкса:
– А ну, не трогать мою госпожу, рожа крокодилья!!.. Ой, а я опять штал польшой, поги мои, шпашибо...
– Ни фига себе, - хрипло присвистнул Роман, почему-то ухватившись за мою лапу (она тут же преобразовалась в человеческую руку, как и я сама приняла свою настоящую оболочку) мёртвой хваткой. Он устремил огромные, но довольные глаза на Сфинкса, который прежним великаном возвышался посреди разом измельчавшего размерами берега (я с удовольствием отметила, как разбегаются в ужасе людишки, а яростно шипящая от боли Люба отползает подальше). Правда, при его невероятном росте было странно и даже смешно слышать его так и не исправившееся шепелявение, однако, похоже, для большинства присутствовавших здесь это большой роли не играло, если вовсе не замечалось...
– Оставь меня с дочерью, старейший из смертных, это моё дело, - пророкотал Собек, игнорируя крики разбегавшихся. Отец, что я слышу, как ты позволил им себя поработить?!
– Ну уж нет, великий, я швою гошпожу в обиду не там!
– гордо выпятил грудь полулев, явно красуясь перед Марселлой, ошалевшей от привалившего счастья.
– Что ж, ты мог и дальше загадывать свои загадочки, а теперь...
Сфинкс соображал куда лучше, чем мог знать мой отец, он в мгновение ока лёгенькой тенью переместился вплотную к Собеку и ударил раньше. Брызги разлетелись в разные стороны, заливая берег, бушевала волна, сопровождая битву двух гигантов, на которую в ужасе взирали издалека египтяне. Я отцепила от себя руку Романа, уже наверняка оставившую след на запястье, не отрывая взора от разыгравшейся битвы, я ведь даже не знала, как может она кончиться, мне были дороги оба... И я уткнулась сверкающими глазами в глаза Романа. На миг мир вокруг замер...
– Обалдела? Не смей из меня выкачивать энергию!
Его щёку обожгла обиженная молчаливая пощёчина. Не хочу даже тратить на него мысли...
Отвлёк меня от мрачных мыслей дикий крик Сфинкса и шипение Марселлы. Мы метнулись в разные стороны и только тогда позволили себя оглядеться: Люба старательно пыталась помочь своему "жениху" снова обрести возможность передавать мне голос Сета или вообще способность двигаться, что у неё никак не получалось, а наш неудачливый полулев в то же время пытался обрести вертикальное положение. Собек (называть его своим отцом у меня язык не поворачивался) пока пробирался в моём направлении, сметая всё по пути и оставляя глубокую борозду в песке. Зрелище это было жуткое, не удивительно, что доведенные, наконец, египтяне окончательно разбежались, оставив богам право разбираться самим, фараона они тоже считали богом, поэтому особо не страшились за его самочувствие в нашем обществе. Роман тихонько поскуливал, сожалея, видимо, о бесцельно прожитых годах, а вот мне выбирать не приходилось: надо было решать, как выбираться, так как силы слишком не равны. Да, я терпеть не могу отступать, но сейчас надо было запихнуть всё своё самолюбие поглубже...
– Отец, остановись!
– я поднялась на ноги, видя, что наша артиллерия в виде Сфинкса терпит потери (всё же бог был сильнее, чем какой-то обветшалый загадыватель головоломок из бутылки вина), и тут же почувствовала, как таксист за руку тянет меня зачем-то снова вниз.
– Ты с ума сошла, он прёт на автостопе!
– По-моему, здесь нет ни одной машины...
– недовольно ответила я, слегка скосившись на него, и, конечно же, увидела Любу, которая в исступлении заламывала себе руки и кусала губы, в свою очередь испепеляя взором меня.