Танцующая при луне
Шрифт:
Дверь в комнату Джейн оказалась открыта. Огонь в камине пылал достаточно ярко, и Элизабет сразу увидела, что в кровати никого нет. Благовоспитанной Джейн Дарем не было среди ночи в ее спальне.
Спокойная и рассудительная Элизабет Пенсхерст немедленно ударилась в панику. Заметив стоявший у камина подсвечник, она схватила его и зажгла все свечи. Теперь, по крайней мере, она могла заняться поисками кузины.
Но Джейн нигде не было. Ни в маленькой гостиной, которую им кое-как удалось обогреть, ни в просторной кухне, слабо освещенной догорающими в очаге углями. Не было ее ни в одной из спален или гостиных. В доме царили пустота и уныние.
Элизабет, стараясь побороть
Элизабет не медлила ни секунды. Она знала, что ей следует делать: пробраться сквозь населенный привидениями лес к развалинам аббатства и предупредить Габриэля о том, что сестра его исчезла.
Плотно закутавшись в теплую шаль, Лиззи напомнила себе о том, что не в первый раз она отправляется ночью в лес. Но раньше она не знала о пропавших женщинах и понятия не имела, насколько опасен сам Габриэль Дарем. Вдобавок ее не мучили смутные воспоминания о кровавых ночных сновидениях.
Но выбора не было. Лиззи понятия не имела, где в этом доме хранят фонари, и не собиралась тратить время на их поиски. Стоило ей распахнуть тяжелую входную дверь, и ветер тут же задул все свечи. Она поставила подсвечник на пол и шагнула за порог, бросив взгляд на тусклую желтоватую луну. По небу бежали облака, ветер раскачивал ветви деревьев, и по земле метались причудливые тени.
Еще мгновение, и Элизабет решительно зашагала вперед, готовая дать бой демонам, кровожадным чудовищам, похитителям девушек и самому опасному из существ — Габриэлю Дарему, лишь бы вернуть Джейн в целости и сохранности домой.
Глава 15
Арундел был просторной готической постройкой, способной посрамить Хернвуд-мейнор. В свое время он являлся частью обширных владений Хернвудского аббатства, однако позже был отобран у монахов и передан королем Генрихом VIII своему преданному слуге. Слугой этим оказался не кто иной, как бывший приор Хернвудского аббатства, приходившийся королю двоюродным братом. Получив поместье, монах не замедлил отказаться от своей должности. С тех пор Арундел безраздельно принадлежал семейству Монкриф, пока долги и отвратительная репутация не вынудили последнего его представителя уехать за границу. Управляющему поручено было сдавать поместье в аренду, чтобы уберечь его от окончательного разрушения.
Нынешними его жильцами как раз и были Чилтоны. Слухи про них ходили всякие, но хорошего говорилось мало. Лондонцы привезли с собой собственных слуг — весьма подозрительных, как утверждали местные жители, личностей. И теперь мнения расходились только в том, кто из новоприбывших был здесь более нежелателен — Чилтоны или Габриэль Дарем.
Впрочем, Габриэль не мог считаться новичком, и местным это было хорошо известно. В большинстве своем они приняли его достаточно хорошо, когда он только вернулся назад. Люди терпимо отнеслись к его образу жизни и с благодарностью приняли предложенную работу. Чилтоны — высокомерные, экстравагантные, живущие на широкую ногу — больше соответствовали их представлениям о знати, и к ним, кстати, поначалу тоже отнеслись хорошо.
Но затем поползли слухи о ночных всадниках, о мертвых животных и друидах, разгуливающих по лесу в белых одеяниях. Общественное мнение, конечно же, во всем обвинило Габриэля.
Питер утверждал, что никто его не осуждает, но Питер в каждом старался видеть только хорошее. Со стороны местных жителей было вполне логично подозревать именно Габриэля, а он, из какого-то глупого упрямства, не желал ничего объяснять. Обитателям Хернвуда следовало бы помнить, что облаченные в белое привидения бродили по развалинам аббатства последние двести лет и не имели ничего общего с древней религией друидов. Брат Септимус и брат Павел были монахами-цистерианцами — точнее, являлись таковыми в пору своего пребывания на земле. По какой- то причине они и поныне обитали в развалинах аббатства, присматривая за местом и возвращая в стадо отбившихся ягнят.
Судя по всему, Габриэль был первым, кому удалось наладить с ними общение. Он жил в их аббатстве и сам к тому же был когда-то монахом — пусть и совсем недолгое время. Приземистый добродушный брат Павел с радостью приветствовал его появление. Брат Септимус также не выказывал особого недовольства. Они присматривали за ним как за заблудшим агнцем, бродили ночами по развалинам аббатства и время от времени появлялись в башне, чтобы посокрушаться о его греховности.
Греховность эта заключалась в том, что Габриэль читал древние книги, которые братья считали богохульными, пил слишком много вина и мечтал об Элизабет Пенсхерст. Само собой, благочестивым братьям не следовало даже подозревать о его невысказанных порочных желаниях, однако по горестному выражению на лице брата Септимуса было ясно, что они прекрасно разбираются в происходящем.
Призраки были привязаны к территории аббатства, хотя никто не понимал почему. Вот и в этот раз Габриэль оставил их присматривать за развалинами, а сам направился к поместью Чилтонов.
Путь до Арундела составлял около двух миль, и Габриэль предпочел не возиться с лошадью. Близился вечер, тени деревьев удлинились. Вряд ли Чилтонам придет в голову, что он отправится в путь пешком. Меж тем он сможет проникнуть в поместье со стороны хозяйственных построек, чтобы лично убедиться в истинности своих подозрений. Габриэль неплохо знал Арундел: последний Монкриф все время жил за границей, и, будучи мальчиком, Габриэль частенько прогуливался по поместью, погруженный в мечты об иных жизнях и иных временах.
Каменная стена, ограждавшая Арундел с южной стороны, оказалась выше, чем сохранилось в его воспоминаниях. Ворота были крепко заперты на новенький висячий замок, но Габриэль, в арсенале которого насчитывалось множество необычных навыков, быстро справился с ним. Он шагнул в сад, заросший травой и кустарником, и замер, внимательно прислушиваясь.
Сам дом — внушительное здание, залитое ярким светом, — находился в полумиле от ворот. Казалось бы, место должно было выглядеть обжитым и гостеприимным, но ничего подобного Габриэль не ощутил. До ушей его донесся раскатистый мужской хохот и вслед ему — слабый крик. Возможно, женщины выражали так свое восхищение. А возможно, и нет.
Стоило повернуть направо, и уже через десять минут он был бы у парадных дверей. Время, должно быть, близилось к девяти, но вряд ли кто-то решится его искать. А если и так, никому в голову не придет, что Габриэль бродит по запущенному саду, заросшему сорняками.
Он свернул налево и направился в самые заросли. Повинуясь инстинкту, Габриэль двигался в сторону заброшенных фермерских построек. В том краю было тихо — ни шумов, ни звуков. Однако он не сомневался, что именно там найдет ответы на свои вопросы.