Танцующая с Ауте. Трилогия
Шрифт:
Резко дергаю ушами. Почему?
– Потому что мы – Теи, вот почему.
Даже для меня это прозвучало горько.
– Потому что Теи всегда первые встречают Ауте. Они – щит эль-ин.
– И первые умирают?
Бросаю в его сторону испепеляющий взгляд. И тут же снова отворачиваюсь, чтобы не видеть этой отстраненной непроницаемости.
– В данном случае это не имело особого значения. Вирус был специально создан против эль-ин, он бил в самое уязвимое место – в способность адаптироваться. Погибли многие, но прежде всего те, кто был наиболее изменяем.С самого начала несколько
– Они погибли.
– Они погибли. Все. Вирус распространялся с фантастической скоростью. Успели только изолировать детей и беременных женщин, а остальные… Когда решение было найдено, половина населения Эль-онн была уничтожена. На всю планету вряд ли осталась дюжина вене. А над нашими домами летали штурмовые корабли оливулцев.
– И вы вышвырнули их вон.
Вышвырнула вон – это очень мягкое описание того, что я тогда сделала. Но вдаваться в подробности мне не хочется. Тем более что за пять лет воспоминания совсем не стерлись, не потускнели.
– Это ведь были вы, Антея-эль. Вы нашли лекарство от вируса.
Он не спрашивает. Утверждает все так же спокойно, между делом.
Стыд, боль, вина, отчаяние так свежи, словно и не было этих безумных лет. Да, это я нашла лекарство. Мой позор, который никогда не может быть прощен.
– Нашла? Д-да. Можно и так сказать. Возлюбленная дочь Ауте, лучшая танцовщица Эль-онн, я нашла его. Слишком поздно. Если бы хоть на час раньше…
Боль, тоска, вина. Напрасно, все напрасно. Его больше нет, нет навсегда. Нет его рук, чтобы поддержать тебя, нет тела – согреть тебя. Его нет, некому больше охранять твои сны.
– Вы потеряли мужа?
Ничего: ни сочувствия, ни даже равнодушия. Ни следа эмоций. Будто его здесь нет, будто я разговариваю сама с собой.
– Я потеряла вторую половину своей души. Хотя, помимо всего прочего, он еще был и моим мужем.
Не знаю, почему я говорю. Все это уже не имеет никакого отношения к князю, по всем законам я давно имела право послать его в Ауте вместе с его вопросами. Я бы так и сделала, заметь хоть тень понимания, хоть след сочувствия. Заподозри я его хоть на мгновение в жалости, и дуэли не миновать. Но нет ни понимания, ни сочувствия, ни жалости. Холодные, точно дыхание смерти, щиты отсекают все знакомое, что могло быть в этом странном существе. Просто явление природы, пара ушей, которые слышат, губы, задающие вопросы, и ничего живого за ними.
И, как ни странно, это хорошо. Я могу сказать все, что угодно, и знать, что не встречу жалости. Жалости, которая для меня хуже всего остального. И я говорю.
– Я была беременна, дочь уже начала проявлять признаки сознания. Первые уроки изменениядолжны даваться еще до рождения и требуют уединения. Нас отправили наверх, на уровни, где обучали детей, когда все это началось. Естественно, детские уровни тут же запечатали. Не могло быть и речи о том, чтобы я принимала участие в танце. Несколько дней благовоспитанно не волновалась, чтобы не повредить ребенку. Потом… Потом узнала, что в нашем клане не осталось ни одного здорового эль-ин. Ни одного.
Я считала себя лучшей. Не без оснований, но… Я решила, что могу распоряжаться своей жизнью и жизнью
Молчу.
Внутри пустота, выжженная пустыня. Горечь, вина – все, что преследовало меня эти годы, куда-то исчезает, вымытое потоком слов. Так пусто. Ничего не осталось. И я наконец смогла произнести слово «умер». Примирилась? Нет, никогда.
Только сейчас замечаю, что все это время я лежала, свернувшись в жалкий комочек. Неприкрытая боль. Эль-ин не скрывают своих чувств, не умеют. Если они не желают их показывать, то просто не чувствуют. Аррек был первым созданием, рядом с которым я позволила себе расслабиться и быть тем, что я есть. Чистой болью.
Впиваюсь пальцами в ладонь.
Боль.
– А ваша дочь?
– Моя дочь была убита моей глупостью еще до своего рождения.
Вот так. То, что я есть. Неприкрытая правда.
Больше он ни о чем не спрашивает. Наверное, всему есть предел. И правде, которую можно вынести за один раз, тоже. Не знаю. Я чувствую только опустошение.
Потом Аррек заговорил сам:
– Младший сын такого влиятельного дома, как арр-Вуэйн, – этот титул предполагает мало власти, но много… обязательств. Честь твоего дома – это оправдывает все. Даже потерю твоей собственной чести. Все эти государства и политические группировки Ойкумены… Наш постоянный нейтралитет – более реальная гарантия нашей безопасности, чем наша незаменимость для них. Но иногда его сохранение требует отказа от себя.
Около пятидесяти лет назад у меня была жена, из одного из диких миров. Целительница. Богиня местного кочевого племени или что-то вроде этого. Потом ее племя столкнулось с более развитой религией, борющейся с… «демонами». Их перебили. Туорри поймали, пытали, должны были принести в жертву. Я вытащил ее практически из-под ножа, до сих пор не знаю почему. Обычно мы в таких случаях не вмешиваемся. Она… Она была намного слабее меня, но… Туорри научила меня всему, во что я верю, открыла, что жизнь не ограничивается твоим Домом и его проклятой Честью. Она заставила меня развивать свой собственный дар Целителя, заставила поверить в себя. Она для меня была… всем.
Туорри любила долгие странствия без цели и причины, любила смотреть, как один пейзаж сменяет другой. И никогда не вспоминала ни свой мир, ни те шрамы, которые он на ней оставил. Но когда это отвратительное место оказалось примерно в той же ситуации, что и ваш Эль-онн, она… не могла не вмешаться. Ее честь,ее долг богини, или кем она там была, требовали от нее заботы о собственных палачах. Туорри не стала даже просить меня о помощи, хотя, употреби я свое влияние арр-Вуэй-на, может быть… Но я не стал бы этого делать, не стал бы вмешивать свою личную жизнь в высокую политику и ставить под угрозу Дом Вуэйн.