Танцующая с Ауте. Трилогия
Шрифт:
– Не только у него. Считается обычным добиваться совершенства во многих направлениях сразу, но папа, надо признать, совмещает практически несовместимое. Он Мастер Заклинаний и Мастер Чародей одновременно. Невероятно редкое сочетание.
Лицо Аррека сохраняет нейтральное выражение. Человек еще не совсем освоился с моей околомагической терминологией.
– Это сложно объяснить. В принципе чарами называется любой сен-образ, с заданной целью и программой ее достижения, а также наделенный энергией для выполнения этой программы. Создание и манипулирование подобными сен-образами – Чародейство. Оно отличается невероятными возможностями, огромной мощностью и некоторой неустойчивостью. С течением
При упоминании отца глаза дарая приобретают остекленевшее выражение. Пытаюсь представить, каково для него, Ощущающего Истину, воспринимать сущность Дракона Ауте в хрупкой антропоморфной оболочке. Зрелище, должно быть, то еще.
Медленно наматываю на палец локон. Мы давно уже сидим в переплетении ветвей где-то неподалеку от… ну, люди назвали бы это оранжереей.
– А каково твое мнение о моей матери?
Возникает пауза.
– Я никогда не думал, что такое количество энергии можно сконцентрировать в столь хрупком… носителе.
– Да, мама сильна. Именно ее рождение три века назад во многом позволило осуществить проект Щит, а тогда потребовались просто колоссальные затраты энергии, причем не импульсные, какие может дать эль-э-ин, а постоянные. Некоторые даже не относят ее к эль-ин, считая новой ступенью в эволюции.
Дарай-князь награждает меня очень внимательным взглядом:
– Она… кажется…
Тихо смеюсь:
– Не старайтесь найти вежливые синонимы к словам «бессердечная стерва». Мать клана должна быть такой, иначе все плохо закончится для семьи, для клана и для Эль-онн.
– Угу. Но все же хорошо, что на переговоры в Эйхаррон прибыла ты, а не она. Иначе все плохо кончилось бы для Ойкумены.
Что да, то да. Представляю себе Даратею-тор Дернул и Лаару арр-Вуэйн в одной комнате, и в глазах темнеет от ужаса.
Выражение лица Аррека становится уж слишком нейтральным, затем он наконец решается задать давно не дающий ему покоя вопрос:
– Антея, я не совсем понимаю. Твой отец и Раниэль-Атеро – они оба принцы-консорты при леди Даратее?
Мученически возвожу глаза к потолку. Люди! Уж Аррек-то, с детства приученный воспринимать самые разнообразные культуры, мог бы и не уточнять очевидное.
– Дарай-князь, соотношение полов на Эль-онн – один к десяти. В хорошее время. Для женщины эль-ин считается чем-то неприличным иметь только одного любовника. Число постоянных спутников жизни принято несколько ограничивать, но все равно женщина может иметь с десяток консортов одновременно и это считается нормой. Всего два мужа за триста лет – это очень мало. Тетя Ви, например, коллекционирует любовников сотнями. Хотя… гибель отца Виортеи ударила по ней сильнее, чем она пытается показать.
– Он был твоим братом?
– Да. Умер во время Эпидемии. Это – одна из причин, почему Виор так бурно на тебя среагировала. Не, надо за это сердиться на девочку.
– И в голову бы не пришло. Для вас, похоже, очень много значат родственные связи?
– Да.
Даже мне самой ответ кажется односложным, почти грубым. Прекрасно, теперь придется пускаться в объяснения.
Аррек ожидает, чуть приподняв брови. Я сижу, сердито нахохлившись. Он сдается первым.
– Мояледи! – Он произносит это как-то по-особенному, не как вежливое обращение, а как намек на некие отношения, возможно, на принадлежность. – Вам не кажется, что сейчас несколько поздновато для недомолвок? Или мне опять вытягивать из вас информацию?
Он прав, конечно. Как всегда.
– Родственные связи, особенно прямые, от родителя к ребенку, действительно важны. Мы умеем активировать генетическую память почти с той же легкостью, что и обычную. Это создает дополнительную… близость. «Мудрость предков» в случае эль-ин имеет весьма конкретное выражение. Еще одна из причин, почему так ценятся некоторые генетические линии.
Какое-то мгновение он молчит.
– Поня-ятно.
– Ничего вам не понятно. Связь между матерью и дочерью, она… А Нуору-тор… Я… – Резко вскакиваю на ноги. Дожила, эмоции настолько самостоятельны, что уже не могу управлять собственной речью. Надо успокоиться. – Я принесу нам поесть.
Вихрем вылетаю прочь.
Программирую свои чувства так, чтобы они не мешали. Холодная ярость и не менее холодная решимость хорошо прочищают мозги, делают восприятие четким, а действия стремительными. Так-то лучше.
Теперь касательно ужина. Прохожусь по диким зарослям, в которые превратилась оранжерея, отбираю самые спелые фрукты. Ауте, я же не знаю, какие из них подходят для организма Аррека! Что же мне… Тут замечаю притулившуюся в дальнем углу корзинку. Ага. Откидываю белоснежную салфетку и нахожу внутри легкие закуски по лучшим правилам кулинарного искусства Эйхаррона. Столовые приборы. Темная зелень пузатых бутылок, на полненных, кажется, редкими сортами вин. Два прозрачных фужера. Это кто же так о нас позаботился? Вот спасибо! Приятно сознавать, что не все в этом мире такие безголовые, как я. В будущем, наверно, все же придется осваивать кулинарную магию. Странно, но последняя мысль вовсе не погружает меня в уныние, хотя должна бы.
Появляюсь перед Арреком, демонстрирую ему свою добычу. Дарай берет в руки одну из бутылок и удивленно присвистывает. Интересно, откуда ее стащили?
Так, теперь нужно организовать какую-нибудь мебель. Тянусь к вплетенным в стены заклинаниям, подхватываю несколько «творческих» линий, запускаю процесс. Из молекул воздуха тут же «конденсируется» небольшой стол и красивое кресло для Аррека. Я располагаюсь на чуть затвердевших потоках ветра и начинаю распаковывать содержимое корзины, не забывая и о фруктах. Ауте, как же я проголодалась. Вообще, последнее время я только и делаю, что ем и сплю, а все мало.
Устраиваюсь на воздухе, поджав под себя ноги, и впиваюсь зубами в сочный фрукт. Божественно. Аррек наблюдает за мной с легкой полуулыбкой. Наши взгляды встречаются, и улыбка исчезает.
Непроизвольно сжимаюсь, наклоняю голову, заставляя волосы упасть на лицо. Испуганно вздрагиваю, когда рука перегнувшегося через стол мужчины осторожно отводит золотистый поток от глаз. Заставляю себя пожать ушами.
– На самом деле это вовсе не должно быть так больно. И глаза вовсе не должны менять цвет под имплантант, а наоборот. Камень дается младенцу через несколько минут после рождения, они вместе взрослеют, вместе формируются, составляя единое существо-симбионт. Если по каким-то причинам камень пересаживается взрослому, он выращивается специально для конкретного существа и подходит к его нервной системе, как хорошо сшитая перчатка к руке. Не знаю, почему на этот раз было решено отойти от подобной практики. Это, – я осторожно дотрагиваюсь до своего лба, – изменяет меня, что-то там делает с моим разумом, в то же время не затрагивая личность. Не знаю.