Танцы на снегу. Геном. Калеки
Шрифт:
– Боитесь? – съязвил я. Наташа презрительно посмотрела на меня и процедила:
– Остерегаюсь. Мария!
Одна из девчонок подбежала к ней.
– Когда окно? – спросила Наташа.
Мария, косясь на нас, достала из кармашка куртки планшетку компьютера. Уставилась на экран:
– Через семнадцать минут окно в четыре минуты…
– Мало.
– Через сорок две минуты окно на девять минут.
– Пойдет. – Наташа посмотрела на меня. – Бегать умеете?
– А… конечно.
– Через сорок минут над нами не будет спутников визуальной разведки, –
Я понял, почему у них такое примитивное оружие, и кивнул.
– За девять минут надо будет подняться вон туда… – Наташа указала на рощицу, венчающую ближайший холм. – Отстанете – застрелю. Честно.
Я ей поверил. И Лион тоже.
Это оказалось вовсе не просто.
Почему-то я думал, что мы легко добежим до рощицы. Я всегда хорошо бегал, а за девять минут можно куда угодно добежать. Но я не подумал о том, что бежать придется вверх по склону.
Камни, неприметные вроде кустики, ямы – все будто специально лезло под ноги. Почти сразу мы с Лионом отстали. А девчонки всей толпой неслись впереди! Откуда у них такая прыть?
Лишь Наташа и еще одна девчонка держались у нас за спиной с арбалетами наготове. И ругались они так, что на приличной планете их бы сразу отправили в закрытый пансионат для лечения и перевоспитания. Мы с Лионом и без того старались изо всех сил, все-таки было стыдно оказаться слабее этих девчонок. Но теперь нам еще и грозили всадить стрелу «по самое не хочу», стоило лишь споткнуться.
Мы успели. Успели, когда все девчонки, кроме наших конвоиров, уже были в рощице – и навели на нас свои арбалеты. Задыхаясь, едва переставляя ноги, мы упали под деревьями – а безжалостные стражницы, ничуть даже не запыхавшись, стояли рядом. Рядом с ними появилось еще с десяток девчонок, с любопытством рассматривающих нас.
– Машка! Нормально? – первым делом спросила Наташа.
– Ага, – пискнула Мария. – Двадцать секунд в запасе.
Я лежал на спине, тяжело дышал и думал про то, что никогда не женюсь. Ну, даже если и женюсь, то на мусульманке, их воспитывают так, чтобы мужа слушались.
Хотя и про русских говорят, будто у них женщины тихие и послушные. А ведь эти девчонки все, или почти все, русские. Значит, врут.
– Вставайте, слабаки! – велела Наташа. – Или вас на ручках понести, как маленьких?
Все девчонки очень обидно засмеялись.
Я поднялся. Послюнил царапины на руках. Лион мрачно ощупывал ноги – он-то был босиком, а пришлось бежать по камням.
– Дайте ему бинт, – сказала Наташа. Кто-то из девчонок протянул Лиону флакон с бинтом, но он отмахнулся и встал. Ступни у него все были сбиты и кровили. – Гордый какой, – фыркнула Наташа.
Но на этот раз ее никто не поддержал.
В окружении девчонок мы пошли на вершину холма. Интересно, почему деревья растут здесь так странно…
– Больно? – спросила Наташа. То ли меня, то ли Лиона. Но мы не стали отвечать.
Через несколько минут мы вышли к лагерю. Самому настоящему походному лагерю, как у скаутов в фильмах. Вершина холма была плоской, сглаженной, деревья здесь росли особенно густо, и вот среди них, почти незаметные, были разбросаны шалаши из веток. Несколько кострищ накрывала сверху сплетенная из ветвей решетка – так, чтобы рассекать дым и прикрывать пламя. Никаких родников тут, конечно, не было, но на нескольких деревьях висели большие прозрачные бурдюки с водой. В общем, устроено все было по-умному.
– Стоять! – скомандовала Наташа. Двинулась к одному из шалашей, побольше и покрепче других. Земля у шалаша была странно утоптана и покрыта спиральными узорами, будто кто-то часами кружил тут на велосипеде.
На всякий случай я взялся за бич. Будто просто встал, заткнув пальцы за пояс, а на самом деле приготовился драться.
Наташа тем временем постучала по одной из палок шалаша будто по двери – это выглядело очень смешно.
– Да! – ответили из шалаша противным дребезжащим голосом.
Наташа откинула закрывавшую вход занавесь и вошла в шалаш. Быстро и тихо заговорила, я ловил лишь обрывки фраз: «…шпионов… сильный свист и грохот… сразу побежали в том направлении… посадочный след метров на пятьдесят… говорят, что заблудились, врут… шпионы…»
Так вот в чем дело! Они слышали грохот, когда мы садились. И, ясное дело, не поверили ни одному нашему слову…
Собеседник Наташи заговорил, раздраженно и укоризненно. О том, что не надо было тащить «шпионов» сюда, что надо было допросить их на месте, что «не надо грязи»…
И я вдруг вспомнил!
– Юрий Семецкий-младший! – завопил я, даже подпрыгивая от восторга. – Свиновод с Авалона!
В палатке что-то упало и разбилось, тихо зажужжал мотор. Все девчонки нацелились в меня из арбалетов, а я продолжал орать:
– Юрий! Это Тиккирей и Лион! Вы же нас помните! В космопорту! Ну вспомните! Я тот мальчик из космопорта!
Из палатки, заложив лихой вираж, выкатилась инвалидная коляска. Лысый старик в костюме и при галстуке уставился на меня. Из его левой ладони торчала, покачиваясь, маленькая отвертка. У Семецкого, оказывается, был протез кисти, и мой вопль отвлек его от какого-то мелкого ремонта или регулировки. Наташка выскочила следом, встала за коляской, тоже нацелив в меня свой арбалет.
– Мальчик из космопорта? – изумленно воскликнул Семецкий. – Ты тот, кто был с… – Он осекся.
Его не по-стариковски живой взгляд внимательно изучал меня. Потом Семецкий посмотрел на Лиона.
– «Куда вы тащите этого ребенка!» – крикнул я, напоминая. – Ну? Вы помните?
– Святой Господь и все великомученики! – рявкнул скотопромышленник. – Девочки, да уберите вы оружие! Это друзья!
Уж не знаю почему, может, от неожиданности, но у меня на глаза навернулись слезы. Я бросился к Семецкому, прижался лицом к его впалой груди и заплакал. Бриллиантовая заколка галстука больно колола мне щеку, но я не отворачивался. От Семецкого пахло дорогим одеколоном, дымом и машинным маслом. Сухая стариковская ладонь ласково погладила меня по голове.