Танцы на снегу. Геном. Калеки
Шрифт:
– Ты чего тут делаешь? – От испуга я начал грубить. Но Наташа ответила мирно:
– На горы смотрю. Красивые горы. Только там очень трудно… холодно и сорваться легко.
Присев рядом, я спросил:
– А тебе не страшно воевать?
– Страшно, – честно ответила Наташа. – Почти всем страшно. Дайянке не страшно, она нечувствительная какая-то. Кира и Мирта тоже говорят, что ничего не боятся. Но я думаю, они врут.
– У тебя храбрый дедушка, – сказал я.
– Да. И умный. Он с нами много говорил, прежде чем мы решили стать партизанами.
– И уговорил.
– Уговорил. Он объяснил, что самая главная свобода всегда была внутри человека. В душе. Даже самые страшные тираны не могли отнять у человека право думать по-своему. А Иней пытается это сделать… и тут уже не важно, убьют нас или в зомби превратят. Все равно ведь это будем уже не мы.
– Угу, – сказал я. Хотя на самом деле подумал: если человека навсегда посадить в тюрьму, то это будет еще страшнее. Зомби ведь уже не понимает, что у него отняли свободу.
– А трудно быть фагом? – спросила вдруг Наташа.
– Что? Ну… когда как.
– Правда, что вы ничего не боитесь? Совсем?
Мне хотелось признаться, что я вовсе не фаг. Но делать этого было нельзя.
– Даже фаги боятся, – сказал я. – Особенно если не за себя.
Наташа едва уловимо в темноте кивнула.
– Тиккирей…
– Что?
– Знаешь, я думаю, что мы все погибнем, – сказала она. – Ну не сможем мы все время прятаться… а по нам сейчас одну ракету выпустить – и все.
– Вы же прячетесь.
– Все равно поймают. Мы, конечно, остерегаемся… вот сейчас костер жжем, потому что на вершине холма. А это гейзерные холмы, тут часто горячие источники бьют. Но нас все равно рано или поздно выследят. Если только Империя на помощь не придет.
Я молчал. Мне нечего было ей сказать, я не знал, когда начнется война с Инеем.
– Тиккирей… поцелуй меня, – вдруг попросила Наташа.
У меня даже дыхание перехватило.
– Я никогда не целовалась, – сказала Наташа. – Знаешь, обидно, если нас убьют, а я еще ни разу не целовалась. Ты меня поцелуешь?
– Э…
– Я тебе не нравлюсь?
– Нравишься… – сказал я, хотя ничего такого особенного в Наташе не было.
– Поцелуй меня. Один раз. – И Наташа повернулась ко мне.
Может быть, фагов и учат целоваться, а вот я тоже никогда по-настоящему не целовался! Мне захотелось вскочить и убежать, но трусить было стыдно. Потом я увидел, что Наташа закрыла глаза, и чуть осмелел.
В конце концов, меня же никто не заставляет на ней жениться!
Я осторожно прикоснулся губами к ее губам. Ничего особенного… только почему-то сердце стало тревожно колотиться.
– Уже все? – тихо спросила Наташа.
– Да…
– Спасибо, – неуверенно сказала Наташа.
И тут меня будто что-то толкнуло. Я потянулся к ней и снова поцеловал в губы. Вроде бы точно так же, но почему-то словно током ударило. Наташа, наверное, тоже это почувствовала и тихонько вскрикнула.
Я вскочил и бросился к костру. Остановился в нескольких шагах от круга света: вроде
С часто бьющимся сердцем я присел к огню. Никто на меня и внимания не обратил. Мало ли почему потребовалось человеку на минутку отойти от костра.
Глава 3
На Карьере под куполами тоже течет речка. Но она замкнута петлей, и вода в ней фильтруется. На Авалоне и на Новом Кувейте реки были настоящие, я уже к ним привык, и они мне нравились куда больше.
Горная река, по которой мы спускались, оказалась совсем особенной.
Мы вышли из лагеря еще затемно, в четыре утра. Я, Лион и Наташа с двумя подружками. Семецкий попрощался с нами в лагере, обнял, сказал напутственно: «Узнают птицу по полету, иноходца по походке, человека – по делам. Удачи!»
Минут через сорок мы уже были у реки, вьющейся между холмов. Течение здесь было не такое стремительное, как выше, в горах, но река все-таки бурлила, пенясь на валунах. Порожек шел за порожком, сквозь чистейшую воду было видно каменистое дно. На обычной лодке тут проплыть было невозможно, но на берегу, замаскированный в скалах, стоял маленький скутер. На таких плавают в одиночку, но это для взрослых.
– Лезьте на сиденье, – скомандовала Наташа, когда мы спустили скутер на воду. Мы с Лионом сели друг за другом, она встала у рычагов управления. Помахала рукой девчонкам – они шли с нами, лишь чтобы проводить. Лица у Наташиных подружек были тревожными, видать, не так-то просто сплавляться по этой реке. – Держитесь крепче, – посоветовала Наташа. – Если упадете – все, конец.
– А пристегнуться тут нельзя? – спросил Лион.
– Ты что, со спутника свалился? Если скутер опрокинется, а ты будешь пристегнут – тебя по дну размажет.
– Спасательные жилеты? – предположил Лион.
– Нет у нас жилетов… все равно вода ледяная, сразу судорогой сведет… так что держитесь…
Наташа стояла, вся напрягшись, разминая руки на рычагах. Готовилась.
Мне стало жутковато.
– Поехали! – звонко выкрикнула Наташа. Я заметил, как напряглась ее спина, даже лопатки прорезались под тонким свитером. Наташа чуть наклонилась вперед, сзади опустились в воду сопла двигателя, и скутер рванулся.
Вот это была поездка! Я такое только в кино видел.
Скутер мчался вниз по течению, временами сопла вырывались из воды, и грохот водометов становился нестерпимым. Наташа плавно наклонялась вправо-влево, следуя за наклонами скутера. Мы знали, что надо делать точно так же, но как же трудно было подавить желание отодвинуться от воды – и почти ложиться на ревущие волны, под которыми угадывались острые камни! И все это – в неверном рассветном полумраке!
– Прыжок! – кричала Наташа. И мы взвивались в воздух, под оглушительный рев форсированных двигателей преодолевая очередной порог. – Расслабиться!