Танцы с медведями
Шрифт:
Послышался резкий цокот каблуков, гонец-сервиль промчался мимо них и поднялся по ступенькам на огороженную перилами платформу возле головы великана. Он нагнулся к правителю и скороговоркой начал излагать доклад. Когда он закончил, князь молча кивнул, и слуга покинул покои.
— Теперь вы знаете, кто правит нашей страной, — произнес Хортенко. — Кстати, я тоже собираюсь кое-что выяснить. Не пытайтесь приблизиться к князю, охрана вас к нему не допустит.
Как всегда, Хортенко испытывал тайную дрожь возбуждения, когда понимался по ступенькам на кафедру возле уха спящего гиганта.
— Ваше высочество, к вашим услугам ваш покорный слуга Сергей Немович.
— А-а… да… честолюбивый, — негромко пробормотал князь, как говорят во сне. Голос у него оказался на удивление тонкий, даром что исходил из такого титанического тела. — Именно ты устроил так, чтобы… больше никто из моих… советников… не мог ко мне подойти.
— Верно, ваше величество. И именно вы объяснили мне, как это сделать.
— Я спал. В бодрствующем состоянии я бы никогда… не помог твоему заговору.
— Поскольку вы никогда не проснетесь, это не имеет отношения к делу. Я привел с собой византийского посла и одну из женщин, которых халиф послал вам в подарок.
— Мне снились… голодные бунты в Ужгороде. Надо послать зерна… чтобы предотвратить…
— Да-да, весьма похвальное решение. Но у меня есть для вас кое-какая информация.
— Говори.
Хортенко видел, как у стоящего на дальнем конце комнаты Довеска чуть заметно дернулось ухо. Он знал, что обычный человек не мог бы подслушать его с такого расстояния, но к песьеголовому данное утверждение не относилось. Да и насчет Жемчужины он сомневался, хотя она казалась погруженной в свои мысли. Ладно, пусть подслушивают. Ничто уже не прибавит им спокойствия. Тщательно подбирая слова, Хортенко произнес:
— Наши друзья скромничают о своих планах. Когда они приступят к активным действиям?
— Табачный рынок понизился, а спрос на нелегальные наркотики всех сортов сильно упал… Пристрастие к абсенту в офицерском классе растет, проституция переживает бум, и есть сообщения о бомжах, которых видели толкающими тачки с человеческими экскрементами. Если сложить это с различными обещаниями и предложениями, можете ожидать вторжения в Москву в течение нескольких дней. Вероятно, уже сегодня.
— Правда?! — изумился Хортенко, который считал бунт вопросом как минимум трех месяцев. Однако он быстро себя в руки. — Какие приготовления необходимо делать, ваше высочество?
— Ешьте как следует и отдыхайте. Выведите из города все артиллерийские части и проследите, чтобы известные распутники и вольнодумцы были вычищены из ваших собственных сил. Убейте барона Лукойл-Газпрома.
— Хорошо.
Хортенко нравился барон, поскольку он вообще любил таких типов за их тупую, прямую предсказуемость. Но он понимал, как одновременная склонность барона к необдуманным действиям и рефлекторному принятию на себя командования в аварийной ситуации может помешать ему самому.
Сверхъестественно красивое лицо князя Московии мимолетно исказилось, словно от боли.
— Твой план… угрожает… моему городу.
— Он стоит риска. А возникнут ли проблемы с Византией, если ее посол вдруг пропадет?
— Мне снился Байконур… и волки…
— Постарайтесь слушать внимательно, ваше царское высочество. Я общался с господином де Плю Пресьё, как вы посоветовали, поведал ему о слухах, что, дескать, потерянная библиотека Ивана Грозного нашлась. Как вы и предсказывали, он не выказал удивления. А когда я предложил заговор для обжуливания государства, он согласился, ни на секунду не задумавшись.
— Тогда он… не более чем мошенник на доверии, каким-то образом занявший место настоящего посла. Поступайте с ним как хотите.
— Он также привел с собой женщину, — напомнил Хортенко князю. — Одну из византийских шлюх.
— Только… одну?
— Да.
— Значит, она шпионка… она тоже… в вашем распоряжении.
Эти приятные новости Хортенко принял с оттенком печали и осторожно прошептал:
— Значит, это с самого начала всего лишь печальная и затертая история. Жаль. Мне бы хотелось отыскать утраченную библиотеку царя.
— Она не… утрачена. Я вычислил местоположение библиотеки… десять лет назад.
— Что?!
— Она расположена под Тайницкой башней, в потайной комнате. Там недавно было небольшое проседание фундамента. Недостаточное для того, чтобы угрожать… самой башне… Но следовало бы перевезти книги в безопасное место.
— Почему же молчали целых десять лет?! — гневно воскликнул Хортенко.
— Никто… не спрашивал.
Хортенко шумно и сердито втянул в себя воздух. Вот именно поэтому правлению князя пора закончиться. Да, он умел отвечать на вопросы — но только если знаешь, о чем спрашивать. Его стратегии расширения влияния Московии оказались блестящи — но он не имел собственных целей и амбиций. Идея восстановления Российской империи исходила от Хортенко и еще нескольких людей, вроде вскоре покойного барона Лукойл-Газпрома. Князю настолько не хватало воли, что он даже участвовал в заговоре по собственному свержению!
Хуже всего было то, что он не мог появляться на публике. А войну — настоящую войну, в которую втянуты миллионы, — нельзя вести с вождем, который не смеет показать народу свое лицо. Князь сам подтвердил это. Увы, без лидера, способного устраивать смотр войскам, произносить речи и воспламенять население, приносить жертвы, необходимые для поднятия духа завоевательной армии, долго не протянешь.
Нет, пришло время князю умереть. Это не входило в изначальный план Хортенко. Он намеревался пустить слухи, что тот заболел, просить москвитян молиться за правителя, объявить день поста и покаяния, организовать заголовки в газетах: «Врачи опасаются худшего» и «Князю хуже». У Хортенко уже имелись задумки вроде: «Источники в Кремле говорят: надежды нет», внезапное и неожиданное «Чудесное улучшение!» и, наконец, «Князь Московии умирает», «Народ скорбит» и «Власть переходит к Хортенко». После чего по-прежнему спящий бывший князь тихонько переводится в советники.
Однако его новые друзья оказались завистливыми союзниками и считали князя Московии могущественным соперником. Тем самым его гарантированная смерть стала частью цены их сотрудничества. Хортенко жалел князя, ибо потеря блестящего ума была жертвой, равноценной уничтожению профессиональной армии. Но он мог лишиться какой угодно армии, если это означало получить империю.
— Лишь раз я бы хотел… взглянуть… на мой возлюбленный город… Москву. Ради Москвы я готов… умереть…
— Поверьте, вашей гибели никогда не случится.