Танцы с медведями

Суэнвик Майкл

Смерть охранника привела псов в возбуждение, и они снова стали лаять и бросаться на дверцы клетушек. Но Зоесофья знала, что никто не станет прислушиваться к собачьим завываниям.

У подножия лестницы всего на секунду она заколебалась. Женщина искренне сочувствовала запертым и мучимым животным. Но в первую очередь ей требовалось бежать. В любом случае она не была полностью уверена, что сумеет отбиться от такого количества зверюг, если они набросятся на нее одновременно. А это неизбежно произойдет, если она их освободит.

Зоесофья глубоко вздохнула, мысленно отсекла издаваемый

собаками шум и застыла на месте. Она различила поскрипывания шагов на верхних этажах. Избежать людей и выскользнуть наружу незамеченной было не труднее, чем играть в шахматы с завязанными глазами, — а слепые шахматы она освоила в совершенстве.

Спустя десять минут Зоесофья была на улице. Она воспользовалась парадным крыльцом. Она даже не подумала удалиться через тайный, хоть и часто используемый переход в подвале.

— Леди никогда не покидает дом через заднюю дверь.

Сперва Жемчужины пребывали в радостном возбуждении. Но день тянулся и тянулся и уже клонился к вечеру, а Зоесофья и посол до сих пор не возвратились. Девушки резались в карты, потом занялись настольными… и заскучали. Они пели песни, а потом приуныли окончательно. Олимпия импровизировала на клавесине. Остальные ели апельсины и дразнили котенка бантиком. С каждым знакомым занятием скука росла и постепенно превратилась в огромную латентную силу, подобную перегретому пару или расплавленной вулканической лаве. Вот настал роковой момент, когда Жемчужины оказались сыты по горло, и теперь эта сила угрожала выплеснуться наружу.

— Я завелась и готова… — произнесла Этери.

— Мы уже играли в эту игру, — мрачно пробормотала Нимфадора. — Русалка выиграла. Хотя то, что сказала Олимпия, было почти так же отвратительно.

— Вряд ли… — парировала Русалка.

— Верно, — согласилась Нимфадора, — только стыдно вслух признаться.

— Я готова визжать, — закончила фразу Этери.

Жемчужины дружно просияли.

— Умоляю, давай! — ободряюще воскликнула Евфросинья.

И Этери издала душераздирающий визг. Когда смех и аплодисменты утихли, к Жемчужинам заглянули неандертальцы, готовые ко всему. Они дружно покраснели от смущения, что их одурачили, и убрались восвояси. В конце концов, смешки стихли, а затем… скука вернулась и усилилась вдвое.

— Пора что-нибудь предпринять, — заявила Русалка. — Поскольку Зоесофьи нет, я назначаю себя предводительницей. Кто-нибудь возражает? Никто из вас не смеет. Значит, анонимно. Действуем по моему плану.

— Какому плану?

— У тебя есть план?

— Почему ты нам ничего не сказала?

— В чем бы он ни заключался, он должен быть лучше, чем кункен. [21]

— Вы правы, но мой план не имеет ничего общего с картами, и, вместо того, чтобы я вам его объясняла, давайте приведем его в действие. Все «за»?.. Не трудитесь говорить «да». Я уже все решила. Этери, не позовешь мальчиков?

21

Карточная игра.

Этери снова завизжала.

Неандертальцы появились

в комнате, как всегда, готовые ко всему, однако на сей раз очень насупленные и встрепанные. Они остановились под гневными взглядами юных женщин и подались назад, когда Жемчужины стали на них наступать.

Русалка изящно топнула ножкой.

— Вы немедленно отвезете нас в Теремной дворец, — приказала она и отрепетировано надула губки.

Неандертальцы неловко топтались на ковре.

— Э-кхм. Ну. Не знаю, есть ли у нас полномочия это делать, — неуверенно промямлил Геракл. — Мэм.

— Я совершенно уверена, что нет. Но в отсутствие посла ответственность за наше благополучие переходит к казначею, не так ли?

— Да, но Зоесофьи тоже нет.

— Тогда она переходит к одной из нас.

— Я не…

— Ответственность переходит к кому-то еще? — язвительно заметила Русалка. — И этот кто-то — не вы? Разумеется, не вы. Значит, остаемся мы. Банальная логика.

Геракл сморщился, пытаясь уследить за ходом ее мысли, а затем принялся корчить рожи в поисках альтернативного решения. Но поскольку такового не нашлось, а он был не способен ослушаться законного начальства, то бедняга капитулировал.

— Полагаю, выбора у меня нет. Мы можем отправиться немедленно.

— Ой, не будь идиотом! — воскликнула Русалка. — Не сейчас. Сначала нам надо одеться и накраситься.

Московские улицы, хотя она шла по ним впервые, были Зоесофье прекрасно знакомы. Она приехала в Россию, зная о городе всю подноготную. Византийская Секретная Служба работала отлично (и продвинулась гораздо больше, чем подозревало московитское правительство). Ну а дотошное изучение карт и книг дополнялось осторожными расспросами — при этом люди воображали, что Зоесофью интересуют исключительно они сами.

Наконец-то она предоставлена самой себе! Но ей понадобится жилье, деньги, связи и доступ в высшие правительственные круги. А значит, ей нужен знатный покровитель. Человек могущественный и честолюбивый — не повредит также, чтобы он был уже наполовину влюблен в Жемчужину. И Зоесофья начала перебирать в уме воображаемые досье, но неожиданно увидела мужчину, неторопливо прокладывающего путь в толпе пешеходов. Он свернул на Тверскую и исчез. Она могла бы и вовсе его не заметить, не будь он чересчур высок и худ, карикатурно долговяз, просто карандашный набросок или вообще карикатура. Это был Мокрец, приказ которому от Хортенко насчет убийства барона Лукойл-Газпрома она подслушала.

Все ясно. Зоесофья мысленно захлопнула досье.

Она решила не утруждать себя слежкой за Мокрецом, а сделала крюк, поскольку сообразила, куда он направляется. Барон нынче гостил в Английском клубе в результате разлада с супругой. Подробностей Зоесофья не знала, но до нее доходили самые горячие светские сплетни. Барон Лукойл-Газпром был романтиком и садистом (что за неудобное сочетание!) и тщетно сражался со своей двойственной натурой. К примеру, он не мог получить сексуальное удовлетворение с подругой, которую уважал, и не был способен уважать женщину, которая подарила ему минуты блаженства. А это, конечно, не назовешь рецептом успешной женитьбы.