Танцы в пыли (Желанный обман)
Шрифт:
Магда прижалась щекой к мокрому лошадиному носу.
— А меня она любит. Я только пошептала ей немного на ухо и дала пригоршню сахара, которую стащила с подноса, когда мне вечером приносили молоко. После этого она слушалась меня беспрекословно. Я могла делать с ней все, что угодно.
— Ты седлала ее сама?
— Да, да! — нетерпеливо сказала Магда.
Эсмонд прищурился. Это было просто непостижимо. Повернутая к нему здоровой щекой, Магда казалась настоящей красавицей в нарядном костюме его матери. Он сразу вспомнил золотые деньки, когда графиня выезжала с отцом на охоту в окружении целой стаи очарованных ею мужчин. Во всей округе не было наездницы, равной Кэтрин Морнбьюри. И еще он вспомнил свое горькое сожаление от того, что его любимая Доротея совсем не ездила верхом из-за слабого здоровья. И хвастливое заявление сэра Адама о том, что в целом Глостершире не найдется второй такой наездницы, как Магда. Теперь Эсмонду ничего не оставалось, кроме как в это поверить. Если уж она смогла оседлать его Джесс, найти к ней подход и заставить скакать галопом, то, как охотник, он готов преклонить перед ней колена…
Неожиданно Эсмонд сказал:
— Не знаю, разрешу я тебе ездить на Джесс или нет, но обязательно распоряжусь, чтобы по утрам для тебя седлали лошадь.
У нее перехватило дыхание.
— О! Спасибо, спасибо, Эсмонд!
Как будто устыдившись своей слабости, он резко оборвал ее:
— И все-таки ты пошла на риск и ослушалась моих приказаний. Закрой лицо и поедем вместе назад. Ты должна немедленно вернуться в свою комнату.
— Ты не очень на меня сердишься?
Он предпочел не отвечать.
— Я помогу вам сесть в седло, мадам, — сухо сказал он.
Она прикусила губу. Кровь все еще играла у нее в жилах после захватывающей прогулки. Но теперь все кончилось. Она сказала:
— Ну пожалуйста, прошу вас, не надо больше заставлять меня разыгрывать эту комедию с сифилисом!
— Это будет продолжаться до тех пор, пока доктор не разрешит вам снова показываться на людях, мадам.
В одну секунду ее охватила прежняя тоска и боль.
— Вам обязательно такменя называть?
— Скажите спасибо, что не называю вас как-нибудь похуже, — сказал он и не слишком деликатно подсадил ее в седло.
По длинной липовой аллее они ехали молча. Голова Магды была понуро опущена. Эсмонд тоже хмурился. Еще никто, кроме него самого, не сидел на Джесс, и, хотя он не мог не признать, что посадка у Магды отличная, простить это вероломство было выше его сил.
Когда они доехали до лестницы, ведущей в галерею, он коротко бросил:
— Иди прямо к двери, а затем сразу поднимайся к себе в комнату.
— И мы больше с тобой не увидимся? — спросила она.
— Я приду к тебе — попозже, — отрезал он.
Слегка покусав губы, она спешилась, после чего похлопала Джесс по морде и прошептала:
— Красавица ты моя… Ну, прощай… Спасибо тебе за эти сладкие минуты свободы.
Эсмонд не слышал этих слов. Зато видел, как в нескольких окнах замаячили любопытные физиономии слуг. Он сердито позвонил в колокольчик. Лакей открыл двери. Эсмонд сразу послал за миссис Фланель.
Красная как рак и надутая от обиды, экономка подошла к нему, продолжая бормотать свои извинения. Граф оборвал ее на полуслове:
— Инцидент исчерпан. Вас никто не винит. Ее светлости был нужен свежий воздух и небольшая прогулка. Об этом побеге — никому ни слова, а в дальнейшем позаботьтесь о том, чтобы ее комнаты лучше проветривались.
Миссис Фланель не отрывала от него удивленного взгляда. Граф снял перчатки, опустился на стул и продолжал:
— И вот что. Это слишком большая нагрузка для ее светлости — целыми днями лежать в постели. Организм у нее молодой и сильный. Пусть сиделка не запрещает ей одеваться и ходить по комнатам, а также выполняет другие ее пожелания. Слугам объясните, что сегодня утром на прогулку с нею ездил я сам, а если, они будут проявлять излишнее любопытство, найдите способ заткнуть им рот.
— Хорошо, милорд, — вздохнула миссис Фланель.
— И пошлите за доктором Ридпатом, — добавил Эсмонд. — Я хочу уточнить у него, когда ее светлость сможет выходить из своей комнаты, разумеется, под вуалью.
— Надолго вы домой, милорд?
— Только на одну неделю. Потом уезжаю за границу. На войну.
Миссис Фланель едва не поперхнулась. Граф едет за границу? На войну?! Вот это новость!
Она поспешила поделиться ею со своей новой товаркой, Джемаймой Маусли, а заодно предупредила ее, чтобы впредь та была помягче с ее светлостью, так как граф, кажется, переменился к своей калеке-жене.
Затем миссис Фланель разогнала слуг, которые собрались в холле и строили самые нелепые предположения, почему графа с графиней видели сегодня вместе на лошадях. Все просто — ее светлость выздоровела быстрее, чем ожидалось, и теперь достаточно хорошо себя чувствует, чтобы выезжать на прогулки. Вот только болезнь оставила отметины у нее на лице… После этого экономка отослала всех заниматься своими делами.
Поднявшись к себе, Магда сняла костюм для верховой езды и положила его обратно в сундук. До чего было жаль с ним расставаться и снова влезать в ненавистный пеньюар! Не успела Магда одеться, как на нее опять налетела эта противная сиделка и стала с отвратительным брюзжанием загонять «больную» в постель.
Но Магда, разгоряченная прогулкой, принялась огрызаться:
— Да отстаньте вы от меня, ради Бога…
В самый разгар дискуссии в комнату постучался и зашел Эсмонд. Он еще не сменил свой болотного цвета костюм. Магде показалось, что вид у него усталый и озабоченный. Одним движением руки он приказал сиделке идти. Когда они остались одни, строго спросил:
— Где ты взяла одежду моей матери?
— Вот в этом сундуке, — сказала Магда, указывая в угол комнаты.
— Ты не находишь, что это наглость с твоей стороны — нацепить ее на себя?
Тут она гордо выставила вперед подбородок.
— А что же мне еще было одевать, сэр? Не могла же я поехать в ночной рубашке. Я нашла этот костюм и решила его надеть. Разве в этом есть что-то предосудительное?
Губы его дрогнули. Он уже совершенно не злился на нее. Ему были по душе ее сильная воля, ее бесстрашие и нежелание кому-либо подчиняться. Нет, его жена не какая-нибудь зануда и плакса. Она — крепкий орешек! Кроме того, он вдруг понял, что в ней есть какое-то свое, особенное достоинство, которое не позволяет ставить ее в один ряд с такими людьми, как сэр Адам Конгрейл. Видимо, Арчи все-таки был прав, когда утверждал, что она стала всего лишь игрушкой в руках непорядочного человека.