Танцы в пыли (Желанный обман)
Шрифт:
— Советую тебе делать все, что она скажет, — прошептала ей на ухо миссис Фланель, — по крайней мере, до тех пор, пока не уедет его светлость, — если, конечно, не хочешь потерять хорошую работу. Господи, хоть бы эта уродина и впрямь заболела…
Но ни в этот вечер, ни в последующие никто больше не смел ослушаться приказаний леди Морнбьюри.
9
Несколько дней Эсмонд приводил в порядок свои дела: обсуждал с управляющим состояние его ферм и угодий, пригласил своего адвоката, чтобы сделать новую приписку к завещанию. По его мнению, Магда была права, когда говорила об опасности, —
Временами его охватывала тоска — так было жаль расставаться со своей страной, а особенно с Морнбьюри. К дому в Сент-Джеймсе он не испытывал сентиментальных чувств, а вот Морнбьюри любил.
Он-то хотел, чтобы у него была любимая жена, сын, который унаследует его титул и владения… А эта дерзкая девчонка — разве может она стать матерью его детей? Разве это возможно — близость с такой калекой?
Он все думал и думал свои мрачные думы, пока в конце концов у него совсем не испортилось настроение. Домочадцы сразу почувствовали это и избегали с ним пересекаться. В доме теперь стояла напряженная тишина. Эсмонд был бы и рад немного развеяться, пригласить кого-нибудь на стаканчик вина, но боялся, как бы не вскрылась случайно правда о его новой жене.
Пару раз его посещали мысли об очаровательной Шанталь Ле Клэр, но он их отгонял. Пусть ему будет хуже!
В последний вечер перед отъездом он поднялся в комнаты Магды.
Доктор Ридпат официально разрешил ей встать с постели и ходить одетой по своим комнатам.
Эсмонд застал ее сидящей за секретером. Глаза его невольно задержались на ее стройной узкой спине. Темные волосы были забраны сзади и украшены голубым бантом. Она не слышала, как он вошел, — вероятно, из-за того, что увлеченно что-то писала, склонившись над листом бумаги.
Некоторое время Эсмонд молча стоял и хмурил брови. Он только что сытно пообедал и выпил своего любимого кларета. Но даже вино ничуть его не развеселило. Мысли, против воли, возвращались и возвращались к недавним событиям. С одной стороны, ему очень хотелось ехать завтра на континент. А с другой — он чувствовал острую щемящую тоску оттого, что покидает Англию. Его охватывала безжалостная ностальгия по прошлым временам, когда в этом доме царили веселье, музыка и смех. Когда он просиживал целые ночи в клубах и игральных домах, устраивал попойки со своими друзьями и дрался на дуэлях… Ах, какие чудесные это были дни, какая полнокровная жизнь! Его любили при дворе, сама королева Анна баловала красавчика крестника и по юности прощала ему многие ошибки. Да и потом, когда он сам, по своей воле распростился с грехом и раскрыл объятия навстречу добродетели и обручился с самой красивой девушкой во всей Англии…
Как же это получилось, что жизнь его дала трещину? Все началось со смерти Доротеи. Потом это злосчастное падение с лошади… Потом проклятый день его венчания…
А теперь он стоит здесь, за спиной у Магды, и думает, как сложится дальше его непутевая жизнь… Эх, если бы можно было выйти один на один со своей судьбой и померяться силами — он заставил бы ее подчиниться…
Какая все-таки у нее тонкая, совсем девичья спина. А что, интересно, она там пишет? Обычно женщин не часто застанешь с пером в руках или над книгой.
Больше она не спускалась из окна по лозе, но каждое утро Эсмонд следил, чтобы Магда выезжала на прогулку верхом. Сам он ехал с нею рядом. Нет, на Джесс она больше не садилась, зато Эсмонд подобрал для нее подходящую чалую кобылу, с которой они сразу же нашли общий язык. Любо-дорого было посмотреть, как Магда с ней управлялась. Выезжала она обычно под густой вуалью и была подчеркнуто сдержанна в разговорах. Больше в течение дня они не встречались.
Сегодня утром они вообще не выезжали на прогулку из-за сильного тумана, и Эсмонд почувствовал странную пустоту. Вероятно, и она тоже. Он уже сказал Магде, что с завтрашнего дня она будет ездить в сопровождении двух грумов, которых он знает давно и которым вполне можно доверять.
Теперь он не увидит ее несколько месяцев, а может, и лет, а может, и вообщене увидит. При мысли об этом Эсмонд не испытывал особой горечи, только смутное беспокойство, которое не оставляло его ни на минуту в эти последние несколько дней.
В комнате горела свеча, было уютно и жарко натоплено. Когда он подошел к жене поближе, то почувствовал легкий запах духов, которыми она стала пользоваться лишь с недавних пор.
— Что это ты здесь кропаешь? — громко спросил граф.
Она подпрыгнула от неожиданности, после чего схватилась за сердце.
— О Боже… Я не слышала, как вы вошли…
— Дай посмотреть, — сказал он.
Она покраснела от смущения и навалилась на стол, закрывая написанное локтем.
— Да нет… это… там ничего особенного. Уверяю вас… ничего, что было бы вам интересно.
— И все-таки позволь я посмотрю сам.
— Но это мои личные бумаги, — сказала она, покрываясь пунцовыми пятнами.
— У моей жены не может быть ничего личного, — сказал Эсмонд, вне себя от гнева и любопытства. — Извольте, мадам, давайте мне ваши писульки.
Магда попыталась порвать бумаги, но, прежде чем успела это сделать, он изловчился и перехватил ее тонкое запястье, да так сильно сжал его, что бумаги сразу посыпались на пол. Когда Эсмонд нагнулся за ними, она снова крикнула:
— Это недостойно джентльмена…
— Э-э-э! — перебил он с дьявольской усмешкой. — Нам ли с вами рассуждать о приличиях? Все, что можно нарушить, мы уже и так нарушили…
Бледная и беспомощная, она теперь смотрела, как он внимательно изучает ее записи. Магда вела дневник, отражая свои чувства и переживания с того дня, когда покинула Котсвольдс. Часть бумаг лежала в ящике стола. Но эти, последние, меньше всего были предназначены для глаз Эсмонда. Она смущенно следила за тем, как бегают по строчкам его глаза, потому что знала, что он прочтет в каждой из них.
Эсмонд прочитал всего несколько абзацев злосчастного дневника. Он был написан так искренне и открыто — настоящий a cri de coeur [10] , что это и удивило, и насторожило его. Все было подлинным и настоящим — и ее глубочайшее раскаяние, и тяжкое бремя ее одиночества.
«Еще рано, я лежу в постели и вижу сквозь щелку в балдахине, как за окном начинается рассвет. Здесь, в Морнбьюри, все так красиво и так… печально. Невозможно понять, в аду ты или в раю. Кажется, не видно конца моим страданиям. Зачем я только согласилась на обман?.. Теперь уже ничего не исправить.
10
Крик души ( фр.).