Танцы в пыли (Желанный обман)
Шрифт:
Тогда он еще не знал, что проведет в этом монастыре долгих шесть месяцев…
5
Наконец Эсмонд решился покинуть монастырь и поехать домой в Морнбьюри. На дворе стоял хмурый декабрь.
Настоятель вышел за дубовые ворота попрощаться. Это был строгого вида мужчина, лет пятидесяти. Впрочем, теперь Эсмонд смотрелся рядом с ним, как ровесник, — за полгода жизни в монастыре он стал выглядеть намного старше. С лица его сошел летний загар. В каштановых локонах появилась первая проседь. Неровный шрам, оставшийся после раны на скуле, к счастью, был скрыт под волосами (когда в ту роковую ночь его сбросила лошадь, он поранился об острые камни).
Одет он был просто: в сюртук и накидку с высоким воротником и капюшоном. Суровое выражение лица вполне соответствовало аскетичному наряду — так и должен выглядеть человек, который взял себя в руки и справился с собственными страстями.
— Благодарю вас, святой отец, за доброту и участие, проявленные ко мне в этих стенах, — сказал он, откланиваясь.
— С Богом, сын мой, — последовал ответ. — Пусть Господь наш Иисус Христос наставит тебя на путь истинный и укрепит твою заблудшую душу. Ибо душа наша вечна, а плоть презренна.
Слова эти эхом отдавались в голове Эсмонда, когда он трясся в повозке по ухабистой дороге.
Лондон остался позади. И пока у него не было желания туда возвращаться. Впрочем, даже если бы он и хотел, то все равно бы не смог. Он достал из кармана сюртука пачку писем — два из них были с королевской печатью.
Эти послания настигли его вскоре после того, как он попал в монастырь. Однако некоторое время после несчастного случая монахи запрещали ему читать, так как это могло вызвать сильные головные боли и даже необратимую слепоту. Письма ему принесли только тогда, когда он мог уже сидеть и нормально воспринимать окружающее. Большинство из них было от Арчи — другие просто не знали, что Эсмонд живет в монастыре.
Королева-крестная прислала ему суровое порицание. Она была возмущена его поведением и отвратительной историей с Сентиллом. Разумеется, она сочувствовала ему, когда он потерял леди Доротею, но чтобы настолько потерять власть над собой… Только слабость характера могла привести его к убийству. Конечно, королева понимает, что Сентилл спровоцировал его. Все свидетели утверждают это в один голос и в оправдание Эсмонда говорят, будто он не ведал, что творит. Дуэли, возможно, и не запрещены законом, но ее королевскому величеству они совсем не по душе, особенно если в них участвует ее крестник, чей отец был таким прекрасным человеком. Это настоящий позор для честного имени!
Затем следовал целый град упреков, написанных царственной рукой, но их было весьма трудно разобрать, потому что королева страдала от подагры и в холодную погоду плохо держала перо. Как бы там ни было, Эсмонд проявил упорство и расшифровал каждое слово, благо времени у него для этого оказалось предостаточно.
Анна не преминула напомнить ему, что она весьма прохладно относится к папству, поэтому была бы не против, если бы он, как только окрепнет, сразу же уехал от римских монахов.
Эсмонд ответил на ее первое письмо, едва к нему вернулась способность твердо держать перо. Он официально извинился перед Ее Величеством за страдания, которые ей невольно причинил, и заверил, что такое больше не повторится. Теперь, когда с его глаз слетела пелена, он торжественно клянется, что никогда не станет заливать вином свое отчаяние и в дальнейшем постарается вести праведную и угодную Ее Величеству жизнь. Пусть она простит его, но без Доротеи его жизнь сделалась пустой и бесцельной, поэтому он решил уйти из мира и вступить в братство.
Вслед за этим сразу же пришел ответ из Бата — еще более строгий, чем предыдущее письмо. В нем королева под угрозой изгнания запрещала ему совершать что-либо подобное. Она требовала, чтобы он вернулся в Морнбьюри и продолжал исполнять свои обязанности хозяина.
«Я не желаю, чтобы люди говорили, будто крестник королевы Анны — жалкий трус, который не в силах пережить горечь утраты возлюбленной», — писала она.
Кроме того, она напомнила ему о своих собственных страданиях и потерях. Множество рожденных ею детей умерло почти сразу после появления на свет. Тем не менее она продолжает безропотно принимать волю Божью, управляет королевством и находит утешение в семье.
Так и быть, она дает ему еще месяц на оплакивание Доротеи, но в новом году он должен подыскать себе другую невесту. Выбора у него не будет: либо он подчинится королевскому указу, либо немедленно почувствует на себе последствия своего отказа.
Еще ни разу за всю свою наполненную событиями жизнь молодой Морнбьюри не получал от королевы такой суровой нотации, содержащей к тому же неприкрытую угрозу. Раньше она проявляла по отношению к нему терпимость и сочувствие.
Теперь, трясясь в карете по дороге в Годчестер, Эсмонд перечитывал эти два письма и в который раз размышлял над ними. Его до сих пор жег позор из-за истории с Филиппом Сентиллом, хотя он уже давно дал распоряжения своим адвокатам, чтобы они выяснили, не нуждается ли в чем-нибудь вдова его жертвы.
Прошлой ночью ударил мороз. Карету то и дело заносило, а лошади по очереди оскальзывались и сбивались с шага, вынуждая кучеров громко покрикивать на них.
Подумать только, размышлял Эсмонд, он уже полгода не был дома. Интересно, как там поживает Вилкинс… От него тоже пришло два письма, посланных первоначально в Сент-Джон, а затем уже переправленных в монастырь. В них он выражал своему господину соболезнования и пытливо расспрашивал о его жизни. Однако Эсмонда, пока он лежал больной в своей келье, мало заботило, что происходит у него дома и вообще в его владениях.
Один молодой монах рассказывал ему, что этой осенью на английской земле был собран небывалый урожай. Крупные землевладельцы получили немалую выгоду, фермеры знатно обогатились за счет отсутствия государственного налога на зерно. Сейчас, проезжая по своим землям, Эсмонд невольно обратил внимание на состояние пастбищ, заметил новые буковые посадки и новую осушительную систему на болотистых местах. Взгляд его отдохнул на одном из недавно отстроенных домов с модными подъемными окнами, которые так ему нравились. Что ни говори, а английские просторы радуют глаз даже в пасмурное декабрьское утро… Внезапно он почувствовал острую тоску по Морнбьюри.
Еще одно письмо соскользнуло с его колен, когда кучер укрыл его ноги пледом и подложил под них бутыль с горячей водой. Эсмонд подобрал конверт, надписанный женской рукой. Почерк был ровный, с наклоном, за время своего пребывания в монастыре граф успел привыкнуть к нему. В конце письма стояла подпись: «Магда».
Всего в монастырь пришло больше десяти писем с такой подписью, хотя он вовсе не ждал их и особо не торопился на них отвечать. И все-таки с каждым новым письмом у Эсмонда пробуждался все больший интерес к их автору.